Но поначалу не было очевидно, что погранвойска будут действовать и в самом Афганистане. Когда в 1980 году комсомольские советники впервые прибыли на равнины афганского Севера, они наблюдали, что здесь существует «относительно устойчивая народная власть и ее поддержка во многих уездах, волостях и кишлаках»[964]
. Действительно, северные провинциальные комитеты ДОМА оказались в числе крупнейших в стране[965]. Однако на востоке, в северной части Бадахшана, тайные советские операции по «освобождению от моджахедов» «кишлачной зоны» на 150 километров вглубь афганской территории начались еще в январе[966]. Весной 1980 года пограничные силы тайно вторглись в окрестности Гульхана, деревни в афганском Бадахшане. Командиры встретились со старейшинами, чтобы объяснить им, что «советское подразделение пришло для оказания помощи местным жителям, поэтому, когда жители будут испытывать нужду в предметах первой необходимости (соль, мука, керосин), то пусть приходят, им будет обязательно оказана помощь»[967]. Пограничные силы отрицали участие в какой-либо официальной политике, но секретари НДПА организовали «приграничную торговлю между Таджикистаном и Афганистаном». Должностные лица ДОМА и НДПА, перебравшись в горы, чувствовали себя достаточно безопасно, особенно после того, как в мае 1980 года прошла операция по размещению советских пограничных войск на афгано-пакистанской и афгано-китайской границах в Бадахшане[968]. Однако политика, направленная на удержание афганцев в ограниченном пространстве, вызвала противоположный эффект: сотни афганских беженцев устремились на советскую территорию[969].Дилемма усложнилась, когда моджахеды стали уничтожать целые афганские деревни, граничащие с Амударьей. «Все это, — объяснял впоследствии один из руководителей Среднеазиатского пограничного округа Г. А. Згерский, — делалось специально, с целью провокации, на глазах жителей приграничья и, естественно, пограничных нарядов. Таким образом, возникла явная, прямая угроза неприкосновенности нашей границы». Такие события требовали решительного противодействия, особенно в условиях, когда все больше регулярных подразделений Советской армии перемещалось в центральный и южный Афганистан[970]
. Поэтому в начале 1981 года Кабул официально запросил «решение о введении на территорию Афганистана в пункты, обеспечивающие безопасность границы и защиту местных жителей, нештатных подразделений из Среднеазиатского, а затем и Восточного пограничных округов»[971].Началась обширная операция, одновременно преступная и секретная. Однажды весенним днем военный вертолет приземлился на региональной базе советских пограничных войск недалеко от Пянджа, города на северных берегах Амударьи. Из него высадилось несколько десятков пограничников, среди которых был и Юрий Дагданов, командир подразделения, базирующегося в Душанбе. По ходу службы Дагданов все ближе перемещался к афганской границе и постепенно почувствовал, что Афганистан — это его судьба. Он поневоле волновался, но старался вести себя спокойно и решительно: как американские индейцы в любимых им вестернах производства ГДР[972]
. Юрий с гордостью носил красивую форму пограничника — зеленую фуражку и зеленые погоны — и ожидал приказа.Но приказ руководства его удивил: было велено отпороть зеленые погоны погранвойск и нашить армейские — красные: «Ничего не попишешь — в то время никто не должен был знать, что в Афгане служат советские пограничники». Вертолет переправил их через реку; из нового местоположения были еще видны огни в советских кишлаках. Подполковник Зверев описывал свой афганский тур так: «Убывали мы туда без документов и знаков различия на общевойсковой военной форме», и он не единственный ветеран, указывавший на строгую секретность всей операции. «А в письмах и весточках домой ни в коем случае нельзя было упоминать о каких бы то ни было боевых действиях, — писал Дмитрий Мацнев. — Все наши пограничники официально продолжали нести службу на родной земле»[973]
.