Гуманитарное вторжение. Глобальное развитие в Афганистане времен холодной войны

Моджахеды не просто стреляли по солдатам Советской армии и сил НДПА. Как мы видели во второй главе, североафганские повстанцы издавна поддерживали тесные связи с Пекином, и советское вторжение только упрочило эти отношения. Разведслужбы ГДР сообщали, что в лагерях пакистанских беженцев замечены китайские военные инструкторы. Одновременно Пекин снабжал маоистов в Бадахшане оружием и — по иронии судьбы — обмундированием китайских пограничников; сепаратисты собирались провозгласить независимую республику[982]. Такие группы не испытывали недостатка в деньгах: комсомольский советник отмечал, что моджахеды захватили лазуритовые рудники в Сари-Санге и отправляли добытое на экспорт, чтобы закупать товары у своих китайских и пакистанских покровителей. Советские вооруженные силы оказались вполне способными на ответный удар: по имеющимся сведениям, в результате бомбежки этих рудников в ноябре 1981 года было убито пять тысяч человек[983]. Но с учетом того, что для ведения боевых действий на юге требовалось все больше регулярных армейских подразделений, погранвойскам приходилось брать ответственность на себя.

Поэтому, напоминал Згерский, «руководство нашей страны приняло решение о введении пограничных войск в северные провинции Афганистана». Постановление ЦК КПСС за номером П32/81, принятое 22 декабря 1981 года, прикрепило восемь тысяч пограничников к «полосе ответственности» глубиной «в среднем 100–120 километров, так называемой „зеленке“, до рокадной дороги, соединяющей центры северных провинций. Было приказано ликвидировать организованный бандитизм в этой полосе и расположенные в ней и вблизи нее базы хранения оружия, боеприпасов и других материальных ценностей»[984]. Перед погранвойсками была поставлена задача: тесно взаимодействуя с силами 40‐й армии, по-прежнему дислоцированными на севере, «создать своеобразную буферную зону, прочно отделив воюющий Афганистан от советской земли»[985]. В дополнение к оккупации Афганистана на глубину 100 километров, постановление П32/81 предписывало особый охранный статус десятикилометровой полосе к югу от границы; таким образом создавались две пространственные зоны, которые физически находились в Афганистане, но в административном отношении были переопределены как зоны безопасности СССР.

Слово, которым генерал Згерский обозначал расширенную пограничную зону — «зеленка», — весьма красноречиво: оно указывало на цвет растительности и одновременно — на название популярного антисептика. В феврале 1982 года началась «систематическая зачистка» севера. После первоначальных операций в провинции Кундуз пограничные войска перешли к своим следующим целям — Ташкургану и Андхою. «Кто бывал в Афгане, знает, что такое „зачистка“ кишлаков, — писал один пограничник. — Кишлак блокируют со всех сторон, а потом… На первом этапе для этих целей привлекались в основном вооруженные формирования афганцев, лояльно настроенных к установленному в Кабуле правительству»[986]. Освободившись от бюрократического контроля, пограничники почувствовали себя свободными. «Никакой писанины, никаких бумаг, никакой надоевшей канцелярщины», — отмечал Виталий Шевелев. «Только живая работа!» С ним соглашался другой пограничник: «Ныне модно критиковать „партийную машину“ и „тоталитарный режим“, — писал Дмитрий Мацнев. — А я замечу, что во многом благодаря именно четко налаженной партийно-политической работе нашим войскам удавалось выполнять поставленные перед ними задачи»[987]. Частота, с которой пограничники сравнивали свою операцию с Дорогой жизни, снабжавшей Ленинград в блокаду, была столь же ужасна, сколь и симптоматична[988].

И все же использование своей, «домашней» метафорики для описания чужого пространства было вполне уместно. В то время как погранвойска обеспечивали проникновение в афганское географическое пространство советского юридического пространства, комсомольские советники занимались конституированием совместного советско-афганского пространства посредством молодежных обменов. Практически с самого начала пребывания на афганской территории солдаты и советники видели в детях одновременно и скрытую опасность, и скрытые возможности. Моджахеды часто вербовали бездомных детей, чтобы те, выпрашивая хлеб у солдат, закладывали мины возле постов пограничных войск[989]. Летом афганские студенты отправлялись в «сытые стажировки» в Пакистан, «откуда к началу учебы студенты возвращались уже неплохо обученными боевиками, готовыми к террористической деятельности».