Советское пограничье отрицания получило не только материальное выражение. Одной из наиболее любопытных фигур, которые постоянно встречаются в воспоминаниях пограничников, оказывается «чекистская жена», то есть супруга военнослужащего Пограничных войск КГБ СССР[998]
. Хотя это и не всегда признавалось, но вклад этих женщин был одним из ключевых для советского империализма. Они рожали детей, что побуждало мужа крепить оборону родины, поскольку это совпадало с долгом защиты семьи и дома; и, если прибавить сюда длительные отлучки пограничников из дома и официальное непризнание афганской миссии, можно понять степень эмоциональной нагрузки, которую несли эти женщины. Один пограничник вспоминал, что получил назначение из Иркутска в Афганистан 18 апреля, когда его жена была на девятом месяце беременности; сын родился через два дня после того, как он улетел, поэтому эта «дата памятна вдвойне»[999]. Другого пограничника призвали на службу через несколько недель после рождения дочери, но жена заверяла его: «Не волнуйся за меня и детей, все будет хорошо»[1000]. Хотя женщины и находились далеко от самой границы, они испытывали на себе эмоциональные последствия империализма: им приходилось то и дело срываться с насиженных мест вместе с семьями, сталкиваться с непредсказуемыми проблемами, заново обустраивать тот самый дом, который постоянно требовал защиты[1001]. Прямой запрет присылать фотографии или письма из Афганистана накладывал на брак дополнительное бремя: нужно было либо говорить правду, либо сознательно лгать целиком доверяющей тебе женщине: ты мог служить где угодно, кроме Афганистана[1002]. «Можно представить, что пережила жена за эти годы, что она чувствовала… — писал один пограничник и тут же добавлял: — Но она выбрала свою судьбу сама»[1003].Пограничье отрицания, возможно, делало некоторые из «интимных» советско-афганских отношений невидимыми, но тем не менее именно оно несло в себе зародыш нескольких потенциально катастрофических последствий для афганцев. Когда афганские дети направлялись в СССР, у них брали медицинские анализы. Однако в Афганистане, даже при власти НДПА, отсутствовала система поголовной регистрации рождений и паспортизации, и потому многие дети въезжали в СССР без действующих документов, подтверждающих их правовой статус или гражданство, что фактически превращало их в «лиц без гражданства»[1004]
. Более того, в условиях отсутствия какого-либо международного регулирования прав детей поборники международного права не имели возможности даже теоретически, не говоря уже о практике, привлечь Москву к ответу. В документах, хранящихся в комсомольских архивах, указано лишь количество детей в каждой группе, как правило, без их поименного списка; таким образом, перемещенные дети попадали в опасную с правовой точки зрения ситуацию[1005]. Несмотря на то что физически они временно находились в Советском Союзе, эти дети оказывались в каком-то смысле нигде, поскольку формально не имели никакого гражданства, ни афганского, ни советского[1006].Афганцы догадывались о риске, которому подвергались их дети, участвовавшие в таких проектах. В провинции Кунар комсомольский советник отмечал сопротивление со стороны влиятельных местных жителей отправке детей на каникулы в Советский Союз, что повлекло за собой внесение «значительных изменений в первоначальный список» отправляемых детей[1007]
. Советники в Мазари-Шарифе указывали на противоположную динамику: служащие афганской армии с советской военной базы, а также газовики «активно шефствовали» над тем интернатом, где воспитывалось их потомство, в результате чего в 1984–1985 годах 140 детей из Балха и провинции Саманган были отправлены в детдома СССР[1008]. Но все же большинство афганцев «подозрительно» относилось к управляемым ДОМА детским домам и центрам — и нетрудно понять почему. Направленные в молодежные центры ДОМА дети начинали чувствовать свою принадлежность к международному, выходящему за местные рамки детскому сообществу; они поддерживали переписку со школьниками — от Свердловска до Болгарии (где получил техническое образование отец одного из учеников)[1009]. В свете такой агрессивной транснационализации детства росла дистанция между родителями и детьми в их родных семьях.