Гуманитарное вторжение. Глобальное развитие в Афганистане времен холодной войны

Эти юные афганцы, на которых смотрели как на некий курьез, возможно, были лучше многих знакомы с тем, что происходило в пространственном измерении гуманитарных акций. Если принять во внимание их происхождение, можно с уверенностью утверждать, что де-факто они являлись лицами без гражданства и не имели необходимых проездных документов. Тем не менее их без труда пустили в американское национальное пространство, хотя их родители остались в Пакистане. «Служебное здание» фонда «Девро» на самом деле представляло собой заброшенный дом, который был специально отремонтирован перед их приездом и лицензирован Департаментом здравоохранения Техаса в качестве «служебного здания для индивидуального лечения»[1060]. К тому же не совсем ясно, что это были за «мальчики». В интервью Уилсон обронил, что «некоторые из этих ребят — афганские бойцы, раненые в ходе борьбы с просоветским режимом. Другие — просто невинные жертвы войны»[1061]. Но, возможно, в этом и заключалась двойственность ситуации. Лишенных паспортов, административно «невидимых» афганских детей легко было выдать за посланцев неких пространств, стоящих на защите американской родины (щедрых доброхотов) благодаря наличию субъективных, медицински окрашенных политических факторов, оправдывающих срочное перемещение афганских подростков в частные клиники. Путешествия в СССР или США — будь то пребывание в украинских домах отдыха или в техасских пригородах — подтверждали, что «свой, домашний» имперский ландшафт есть территория свободы и здоровья, принципиально иная и чуждая военным зонам в третьем мире. Такую картину желали увековечить люди, подобные Уилсону, — солдаты холодной войны из американских пригородов[1062].

Что отличало западные ландшафты от советских, так это «образы, используемые для описания людей, которых в итоге идентифицировали с этими образами, независимо от того, узнавали они себя в них или нет»[1063]. Все западные акторы, от Хазараджата до Техаса, широко использовали медицинскую терминологию для характеристики положения афганцев, которых они вовлекали в свои транснациональные ассамбляжи. В центре внимания оказывалось не насилие, а травма, не стойкость, а уязвимость: не герои, а жертвы[1064]. Такой дискурсивный сдвиг частично совпадал с прежней риторикой национального освобождения — подтверждением может служить как «идеологическая седиментация» в случае французов и шведов, так и стратегия намеренно невнятных деклараций Чарли Уилсона о причинах присутствия в США афганских «ребят». Кроме того, на международном уровне требовалось срочно переклассифицировать Афганистан так, чтобы он стал не только местом, где происходит медицинская катастрофа, но чем-то похожим в моральном плане на ЮАР или Израиль. В общем и целом внедрение в политический обиход новых медицинских категорий (в последнее время некоторые из них, связанные с психологической травмой, были реанимированы) преследовали цель легитимировать включение афганцев в «совместно конституированные» гуманитарные ландшафты. С одной стороны, именно большое количество больных или находящихся на грани выживания сирот в стране побуждало комсомол пересмотреть собственные представления о транснациональности детей, а с другой — именно растущее число требующих медицинского вмешательства случаев мотивировало дальнейшее активное вторжение в страну гуманитарных организаций.

Так выглядела на деле «доктринальная пропасть, разделяющая человечество». Она отделяла не столько социалистический мир от капиталистического Запада, сколько этику охваченного границами политического пространства от морали, исповедующей спасение человеческих жизней[1065]. Для привлечения мирового общественного мнения гуманитаристы взяли на вооружение новые формы субъективности, основанные на понятиях «жертва», «ребенок» и «(психологически) травмированные». Прежние административные и юридические представления ООН о пространстве были поставлены с ног на голову. Несмотря на обвинения во вмешательстве, гуманитарные организации следовали призывам диссидентов: «А я говорю вам: пожалуйста, побольше вмешивайтесь в наши внутренние дела… Мы просим вас — вмешивайтесь!»[1066] И все же несмотря на все старания преодолеть единый фронт реального социализма и суверенитета стран третьего мира, деятельность ШКА и «Врачей без границ» протекала только в пределах внутренних границ Афганистана и в диаспоре. При всех аналогиях в ландшафтах гуманитаризма и социализма, оставалось неясно, какой из них завоюет признание афганского народа, чьи чаяния оставались национальными по содержанию, но чье будущее с неизбежностью становилось транснациональным по форме.

ПОГРАНИЧНЫЕ ЛАНДШАФТЫ БЕЗУЧАСТИЯ