Гуманитарное вторжение. Глобальное развитие в Афганистане времен холодной войны

Апрельский переворот 1978 года в Кабуле поставил перед французскими и шведскими активистами непростую интеллектуальную задачу. Для многих шведов левых убеждений революция все еще оставалась привлекательной идеей. Один журналист вспоминал, как он обрадовался, узнав за чаем в индийском городе Шимле о произошедшей в Кабуле «настоящей живой революции»; это известие побудило его обратиться в пакистанские и афганские консульства, чтобы поскорее отправиться в Гиндукуш[621]. Отношение французов было более критичным. Французский врач Жерар Коут после нескольких лет, проведенных в Афганистане и Пакистане, работал в Париже. В апреле 1979 года ему позвонили из офиса «Врачей без границ». Малюре и другие руководители этой организации были несколько растеряны после разрыва с Кушнером и подумывали об устройстве своих миссий в Афганистане[622]. Малюре попросил Коута разведать обстоятельства на месте, и тот вскоре отправился в путь. «Самым логичным, — рассказывал он, — было бы связаться с официальными лицами в Пешаваре — с Международным Красным Крестом. Не знаю почему, но я старался держаться от них подальше. Как бы то ни было, меня доставили в посольство Франции в Исламабаде, где мне предложили встретиться с великим сахимом <Верховным комиссаром ООН по делам беженцев>. Но я отказался: сама мысль о подчинении официальной структуре казалась мне ересью. Я категорически не хотел быть заключенным, не хотел, чтобы мной командовали»[623]. Коут побеседовал с беженцами: «Все они рассказывали одно и то же: резня, разрушения, мятежи». Коут подумывал, не отправиться ли на афганскую территорию, но не мог решиться: «Это не входило в мои полномочия», и кроме того, после свидетельских показаний беженцев необходимость помощи казалась несомненной. Коут доложил о результатах поездки парижскому руководству, но лидеры «Врачей без границ» все еще были настроены скептически и решили не спешить с оказанием помощи.

Однако поступавшие из Кабула сообщения о творящихся там ужасах вызывали обеспокоенность чиновников из шведского Агентства по международному развитию. Нужны были знающие люди, и правительство обратилось к Андерсу Форсбергу — молодому аспиранту, который дважды посещал Афганистан в 1970‐х годах. Агентство связало его с Карлом Шёнмайром — шведом, главой миссии ЮНИСЕФ в Нью-Дели. Шёнмайр сразу решил, что Форсберг будет полезным источником информации, так как во время своих прежних поездок он познакомился с интеллектуалами, ставшими теперь видными деятелями НДПА[624]. Шёнмайр чувствовал себя обязанным начать действовать. Он написал Форсбергу, что Афганистан — это новая Герника, Лидице или Орадур-сюр-Глан, перечислив места нацистских репрессий против гражданского населения, не связанные, однако, с истреблением евреев[625]. По его мнению, события в Афганистане, возможно, не были вторым Холокостом, однако указывали на проблему мирового масштаба. «Подобные антропогенные катастрофы в Биафре, Кампучии и Ливане быстро вынудили международное сообщество перейти к согласованным действиям, — писал Шёнмайр. — Но жизнь и благополучие афганцев, похоже, ничуть не трогают структуры ООН»[626]. Нейтральные державы, такие как Швеция, имели возможность повлиять на агентства ООН — ЮНИСЕФ и ПРООН, призвав своих представителей в Нью-Йорке приступить к разрешению «афганской чрезвычайной социальной ситуации» в ходе совместной работы с указанными агентствами ООН, сформировав международный фронт «стран Западной Европы» и «стран третьего мира в целом» для решения проблемы «социальной катастрофы внутри Афганистана».