Гуманитарное вторжение. Глобальное развитие в Афганистане времен холодной войны

Однако между видением ситуации Шёнмайром и реальностью было значительное расхождение. Финансовых резервов ШКА едва хватало на одну недельную зарплату сотрудников. Проницательный Шёнмайр предложил ШУМС профинансировать рекламное объявление о деятельности ШКА, которое появилось 22 ноября 1981 года в крупнейшей шведской газете. Без средств, выделенных из бюджета Управления на «информацию о развивающихся странах», ШКА не смог бы заплатить за рекламу, стоившую в переводе на современные деньги около тысячи долларов. Как замечал Шёнмайр спустя годы, это была «неплохая творческая интерпретация существующих правил»[657]. ШКА удалось собрать приличную сумму через частные пожертвования, чтобы организовать операции и подать заявку на гранты Управления для «помощи в условиях катастроф» развивающимся странам. ШУМС одобрило заявку; чек был выписан на имя Яна Стольпе. В пятницу днем, как вспоминал Стольпе, он получил чек на несколько десятков тысяч долларов и, положив его в задний карман, отправился на выходные за город[658]. В то же самое время Андерс Форсберг, ожидавший поезда на Центральном вокзале Стокгольма, увидел в газете сообщение о решении Управления и чуть не спрыгнул с платформы от радости: «Наконец-то прошли дни, когда мы думали о нескольких сотнях крон»[659].

Получив средства, Комитет по Афганистану последовал примеру «французских врачей». В марте 1982 года Нильс-Горан Шёблом — менеджер по фармацевтической логистике в частном бизнесе, имевший опыт сотрудничества с ЮНИСЕФ в Биафре, Иордании, Ливане, Бангладеш и Индии, — посетил Париж, чтобы поговорить с участниками групп «Врачи без границ», «Врачи мира» и «Международная медицинская помощь» (последняя представляла собой еще одну организацию, отколовшуюся от «Врачей без границ» после расхождения по вопросу о «людях в лодках»). Во время бесед с представителями «трех абсолютно аполитичных французских организаций, которые недавно работали в Афганистане во время катастрофы», Шёблом поинтересовался возможностью их сотрудничества со Шведским комитетом по Афганистану[660]. Было достигнуто соглашение о том, что ШКА будет снабжать «Врачей без границ» лекарствами, поставляя их в том числе в больницы Хазараджата. (Шведы, руководствовавшиеся европейской этикой уважения суверенитета стран третьего мира, сами оставались на пакистанской земле.)

Расхождения в понимании ценности жизни европейцев — начинать ли работу в зоне военных действий или нет? — показывают, насколько разными были левые традиции, которым следовали эти две группы. После возвращения Шёблома ШКА организовал в Стокгольме специальную сессию Постоянного международного народного трибунала — на этот раз для того, чтобы обсудить не права человека, а «серьезные и систематические нарушения прав народов»[661]. Трибунал — организационно слабо оформленное объединение европейских интеллектуалов, копировавших идею Бертрана Рассела об учреждении Международного трибунала по расследованию военных преступлений во Вьетнаме в 1967 году, — проводил ранее расследования таких вопросов, как самоопределение жителей Западной Сахары, филиппинских мусульман и эритрейцев, а также государственного террора в Аргентине и Сальвадоре. Хотя стокгольмская сессия трибунала ставила задачу разоблачить советские преступления в Афганистане, она больше пропагандировала самоопределение для стран третьего мира, чем выступала против тоталитаризма[662]. Впрочем, хотя эти два принципа явно не сочетались друг с другом, советское вторжение в Афганистан свело их к общему знаменателю, что свидетельствовало о глобальном значении происходящего.

Получив деньги от ШУМС, летом 1982 года Шёнмайр прибыл в Пешавар, чтобы переговорить с потенциальными партнерами-моджахедами. Здесь он столкнулся с новыми проблемами, возникшими перед ШКА: «Я думал о том, можно ли вести деятельность в Афганистане из соседней страны — Пакистана — и к тому же без одобрения со стороны афганских властей? И допустит ли это правительство Пакистана, учитывая возможную реакцию СССР — сверхдержавы, которая доказала свои намерения дестабилизировать положение в других странах?»[663] Шёнмайр присматривался к афганским оппозиционным группам и афганским врачебным ассоциациям как к потенциальным партнерам. Наиболее сносно разбирались в практической медицине студенты третьего и четвертого курсов, бежавшие из Кабула, чтобы избежать призыва в армию, и потому не закончившие обучение и не имевшие дипломов. Вообще же «в Афганистане в 1970‐е годы слово „доктор“ могло означать кого угодно, от человека с дипломом доктора медицины до владельца аптечки первой помощи»[664]. Шёнмайр разыскал бывших преподавателей медицинского факультета Кабульского университета, чтобы они оценили медицинскую грамотность студентов.