Гурджиев и Успенский

Гурджиев далее сообщил собравшимся о принятом им решении распустить оражеские группы и создать новые “клубы”, или филиалы института, участники которых будут делиться на три уровня – экзотерический, мезотерический и эзотерический. Каждому было предложено подписать декларацию о разрыве всяких отношений с Оражем и членами его групп. Американские последователи Оража разделились на три группы, первая из которых подписала декларацию, вторая отказалась подписать ее, став на сторону Оража и выступив тем самым против Гурджиева, а третья стала ждать возвращения Оража в Америку, чтобы согласовать с ним свои действия. Спешно приехавшему в Америку Оражу также было предложено подписать эту декларацию, что он не раздумывая и сделал, фактически отрекаясь от самого себя, после чего он был зачислен в новый “клуб” на мезотерическом уровне. Все, кто сразу не подписал декларацию, были “оштрафованы” Гурджиевым на разные суммы, зависящие от степени “вины” неподписавших. Половину общей штрафной суммы Гурджиев взял себе, а вторую половину положил в основание фонда помощи неимущим последователям.

Хотя Ораж был прощен, это вовсе не означало возвращения его к прежним обязаностям, напротив, Гурджиев делал все возможное, чтобы ликвидировать следы влияния Оража в Америке. Он сам выступал с лекциями, и чтения из его книг проходили ежедневно в разных местах в Нью-Йорке. По мнению Оража, три четверти привлеченных им к работе людей Гурджиев оттолкнул от себя непомерным требованием денег. С ликвидацией оражеских групп фактически закончилась всякая организованная гурджиевская работа в Америке.

Сам Ораж вернулся в Англию, и с 1931 года больше с Гурджиевым не встречался. Гурджиев неоднократно писал ему из шато Приера, приглашая в гости. Ораж отвечал ему: “Было время, когда по вашему зову я пересек бы океан. Сейчас я не пересеку даже канал”. Точка в их отношениях была поставлена. После разрыва с учителем Ораж прожил три года: он скончался в середине 1934 года от простуды и последовавшей затем острой боли под сердцем. За неделю до смерти он признавался приятелю: “Ты знаешь, я каждый день благодарю Бога за то, что я встретил Гурджиева”.

Одновременно Гурджиев инициировал еще один разрыв отношений, на этот раз с де Гартманами. В 1929 году супруги де Гартман были с Гурджиевым в Америке, и там он завел разговор о том, что им нужно становиться на ноги и жить независимо от шато Приера. По возвращении во Францию Гурджиев по известному сценарию начал оказывать на них давление, требовать от мадам де Гартман выполнения невыполнимых условий, намекать на грозящие им несчастья. Наконец, когда разрыв произошел, он начал писать им письма и предлагать им вернуться. Так же, как и в случаях с Успенским и Оражем, де Гартманы остались верны идеям Гурджиева, однако от продолжения общения с ним решительно отказались.

Разрыв с Оражем был делом рук Гурджиева, но он оказался для Гурджиева роковым. “Стрижка американских овец”, которой раньше занимался Ораж, стала теперь занятием самого Гурджиева. С этой целью он совершал ежегодные визиты в Америку между 1929 и 1935 годами, с каждым визитом все больше теряя почву под ногами. Чисто меркантильный интерес Гурджиева к американским группам был очевиден. По мере того, как “стрижка овец” давала все меньшие результаты, Гурджиев был вынужден в поисках доходов вновь обратиться к старому ремеслу целителя, пользуя клиентов, страдающих от алкоголизма и других банальных болезней. Он жил в заштатных отелях и производил впечатление человека, разрушающего все, что он построил, разгоняющего людей, готовых ему служить. Все меньше людей интересовались им и его идеями. Время больших сборов прошло, и в 1934 году он торговался с Джином Тумером, который привез ему в Нью-Йорк 200 долларов, требуя еще 300 и обещая Тумеру приехать в Америку через несколько месяцев и начать там серьезную работу. Гурджиев уехал из Америки весной, а через год Джин Тумер женился, переехал с женой в Пенсильванию и через некоторое время прекратил все контакты с Гурджиевым и его учениками.

После шато Приера