Homo ludens

Между тем наши Первые Мандельштамовские чтения основательно поддержали за рубежом. 27–29 июня 1988 года, к 50-летию со дня смерти поэта, состоялся Первый международный симпозиум «Осип Мандельштам (1891–1938)», организованный факультетом иностранных языков и литератур Университета города Бари (Италия). Участвовали ученые из Италии, США, Англии, ФРГ, Франции, Западного Берлина, Израиля и других стран. В советскую делегацию вошли Г. Белая, М. Дудин, Вяч. Вс. Иванов, А. Кушнер, Е. Невзглядова, З. Паперный, О. Смола. М. Гаспаров приехать не смог и прислал доклад.

Зиновий Паперный на Мандельштамовскиx чтенияx. Бари (Италия), 1988. Архив семьи Паперных

Многим нынешним читателям этого, кажется, не понять, но я пережил настоящий шок, и Зиновий Самойлович, вероятно, испытал нечто подобное. Потому поделюсь своими впечатлениями тех дней.

Такое счастливое стечение обстоятельств выпало на мою долю впервые. Впервые выехал в свободную европейскую страну, о чем страстно мечтал с тех пор, как стал понимать, в какой стране живу. Очутился не где-нибудь, а в Италии, представлявшейся мне сплошным праздником искусства. Приехал не по заурядному поводу, а благодаря поэту, о котором неотвязно думал с аспирантских лет. Тосковал по нему. Хотел для него что-нибудь сделать. Ловил каждую возможность говорить о нем со студентами. (В 1967 году впервые после многих лет замалчивания отдельной брошюрой вышел «Разговор о Данте». Мы, члены НСО, тут же на своем заседании вывесили плакат:

Осмейте
разговор о смерти!
О Данте –
промандельштамьте!

Нам хотелось открыто заявить о своей солидарности с поэтом.)

Я поехал не один, а в компании людей, думающих и чувствующих примерно так же, как я. В течение пяти дней на неподцензурной территории тесно общался с З. Паперным, Е. Эткиндом, А. Жолковским, А. Кушнером, В. Швейцер и др. В свободные от заседаний часы гуляли по улицам города. Смотрели во все глаза – на дома, экзотические деревья и цветы, на лица итальянцев, наблюдали за поведением молодых людей, чем-то напоминавших грузинских кацо на проспекте Руставели в Тбилиси. Все до мелочей было интересно. Наверное, потому, что мы, пришельцы из СССР, кожей ощущали, что там, у себя, связаны по рукам и ногам, а здесь, как казалось, дышим полной грудью. Даже разноцветное мороженое в судочках, которым нас угощали, воспринималось как знак многоцветной жизни.

(Сходные чувства когда-то испытал Корней Чуковский. З. С. вспоминает: «В 1962 году Корней Иванович совершил поездку в Оксфорд – он получил почетное звание доктора наук. Вернувшись, он рассказывал:

– Дорогой мой, какая сказочная была поездка! Вы знаете, когда я только еще сел в самолет, я вдруг впервые в жизни понял, что я ни в чем не виноват».)

С необычайной остротой это же ощущение владело мной, когда мы, Зиновий Самойлович и я, перед возвращением в Москву гуляли по Риму (из Бари в Москву возвращались через Рим), а вечером на площади Республики слушали неаполитанские песни в исполнении певцов из разных провинций Италии. Сменяя друг друга, они соревновались, а мы, стоя рядом, наслаждались атмосферой происходящего. И опять же, в какие-то мгновения, признаюсь вам, от избытка чувств к моим глазам подступали слезы. Украдкой я посматривал на З. С. и понимал: то же самое сейчас испытывает и он. Вольный воздух Италии рождал иллюзию, будто все мы, а вместе с нами и Осип Эмильевич Мандельштам перенеслись вдруг в чудесную страну, которая не раз снилась и которая, как оказалось, действительно существует. Даже случай, произошедший с нами во время прогулки по Бари, не перебил радужного настроения. Пробегая мимо, молодой итальянец вырвал из рук одной из наших женщин сумочку, но споткнулся, упал и не успел подняться, как не растерявшийся 70-летний Ефим Григорьевич (Эткинд) подскочил к нему, дал под зад пинком, и тот, бросив сумку, дал дёру. Кстати, организаторы нас предупреждали о такого рода «пиратстве» в Италии. Нас оберегали от неприятностей, а я подумал: но, может быть, это все еще дает знать о себе корсарский дух жителей Средиземноморья? Страна южная, кровь горячая, ветер вольный, гуляющий от Адриатики до Средиземного моря.

Возвращались в Москву с подарками. В Риме З. С., Галя Белая и я отправились в магазин русской книги и увидели там то, что советскому филологу могло только присниться, – развалы, если не сказать залежи, запрещенной в СССР литературы. Владелец магазина, заметив, с какой жадностью мы перебираем и рассматриваем книги, предложил нам бесплатно взять что кому хочется. Вероятно, годами, не раскупаясь, книги лежали на полках, и хозяин решил избавиться от них. Так или не так, но в любом случае это был жест доброй воли. Спасибо свободной Итальянской Республике за ее готовность просвещать русский народ. Как тут не вспомнить: «Доктор Живаго» впервые на русском языке был издан в Милане. Кто-то из итальянских студентов (я был тогда на четвертом курсе филфака) привез один экземпляр романа, и мы выстроились в очередь, чтобы прочесть его. Каждому отводились на это одни сутки.