Homo ludens

Однажды, еще в 60-е годы прошлого века, относительно молодой по советским меркам, но уже заметный в литературных кругах Зиновий Паперный решил поздравить с Восьмым марта Анну Андреевну Ахматову. Встав рано утром он, заранее волнуясь и предвкушая момент общения, еле дождался приличного часа, набрал заветный номер и выдал поздравительный монолог: что, мол, в этот праздничный весенний день он безмерно счастлив и горд оказаться первым, кто поздравляет великую поэтессу и прекрасную женщину с таким замечательным праздником – Международным женским днем Восьмое марта… и хочет пожелать… и выразить… и т. д. и т. п.

После того как он высказал все накопившееся по поводу этого большого радостного события, основы которого были заложены в пролетарском календаре еще Кларой Цеткин и Розой Люксембург, – в ответ последовала долгая, не предвещающая ничего хорошего пауза, и ледяным тоном Анна Андреевна произнесла: «Что ж, очень жаль. А я думала, Паперный, что вы интеллигентный человек…»

С тех пор Зиновий Самойлович, говорят, тоже несколько изменил свое отношение к этому празднику.

Закончить этот сеанс мемуарного спиритизма можно было бы цитатой из… – так и хочется сказать «нашего любимого именинника», столетие которого мы по непонятной причине отмечаем без него:

«Живой человек с плохим настроением – это такой же абсурд, как мертвый человек с хорошим настроением!»

И поскольку для меня, как и для многих, Зиновий Паперный человек по-прежнему живой, присутствующий где-то рядом и сопровождающий по жизни, то подытожить хотелось бы пожеланием: «Хорошего настроения и доброго здоровья нам с вами, дорогой Зиновий Самойлович!»

И как хорошо, что Паперный был, есть и еще долго будет.

Не хотелось быть высокопарным. Просто хотелось быть чуть высокопаперным.

Дизайн обложки: Владимир Паперный. Продюсер: Андрей Кнышев

Вениамин Смехов (Клавдий), Алла Демидова (Гертруда), Леонид Филатов (Горацио), Владимир Высоцкий (Гамлет). «Гамлет» в Театре на Таганке, 1980. Фото А. Стернина

Вениамин Смехов «Музыка играет так весело…»

Зиновий Самойлович Паперный – официально: литературовед, профессор, член Союза писателей СССР. Неофициально: друг Театра на Таганке, Юрия Любимова и очень дорогой мне лично человек.

Говорил всегда ровным тоном, блестящим литературным языком – где бы ни находился: на кафедре ИМЛИ, на сцене Дома актера или ЦДРИ, на худсовете театра или на собрании, посвященном исключению его из компартии.

Как-то так выходило, что без этого непоспешного, нетщеславного «кабинетного ученого» шумные праздники насквозь амбициозного узкого круга «звезд» театра и эстрады были бы заметно скучнее и рутиннее.

Вот он на юбилейном вечере Леонида Утесова, где публике на радость смешат и трогают речи Ширвиндта, Райкина, певцов, юмористов. Назавтра, если подслушать телефонные краткие перезвоны тех, кто был, с теми, кто мечтал бы, да не попал, – наверняка перечень восторгов начался бы так: «Ой, а когда вышли двое Зям – Гердт и Паперный, – от их дуэта зал ухохотался до боли в животиках…»

В нашей Таганке – «острове свободы среди моря рабства» (если заимствовать формулу бельгийского историка Анри Пиренна) – место Зямы Паперного было никем не заменимым. Самое яркое воспоминание: 1967 год, генеральная репетиция спектакля «Послушайте!». Члены худсовета и друзья театра явно в тревоге: сыгранная нами драма жизни, смерти и бессмертия Владимира Маяковского столь же всех без исключения восхитила, сколь напрягло предчувствие очередной пакости сторонников «культуры как идеологического фронта».

Один за другим здорово (и «полезно для здоровья» премьеры) горячатся защитники: Мария Мейерхольд, Виктор Шкловский, Семен Кирсанов, Григорий Чухрай, Петр Якир… Сильнее всего было два высказывания – Николая Эрдмана (которого знал и ценил ВВМ) и Зиновия Паперного (который знал и издавал поэта Маяковского). Эрдман строго и четко сообщил собранию заинтересованных нас: «Это лучший венок на могилу Владимира Маяковского». А Зяма поделился своим удивлением маяковеда: мол, по суровому счету хронологии творений поэта, композиция спектакля «Послушайте!» не выдерживает критики и упреков. Однако и режиссеру, и авторам, и актерам удалось так разыграть весь монтаж фрагментов стихов и поэм, как умелый мастер складывает костер из разных поленьев и щепок, чтобы костер загорелся наилучшим образом (а я как раз, по заказу Любимова, и был, так сказать, слагателем поленьев).