Homo ludens

В общем, соприкоснуться с Зиновием Паперным было – как в известном анекдоте, все равно что для чекиста подержаться за маузер Дзержинского. Для меня он был человек-эпоха, по меньшей мере ее неотъемлемая часть, человек легендарный (во всяком случае в «культурных знающих кругах»), полуопальный, недосягаемый по уровню юмора, воплощение и сочетание литературного вкуса, ироничного стиля, эрудиции, харизмы, интеллигентности и в то же время простоты и доступности, носитель какой-то особой литературной традиции, культуры, неповторимой интонации. К сожалению, как показало время, культуры уходящей, почти ушедшей еще пару десятилетий тому назад…

Почему-то вспомнилось, как коробило его это выражение: «пара лет», «пара остановок», «пара человек». Парой в его понимании могло быть нечто состоящее из мужчины и женщины, супругов, влюбленных или каких-нибудь дополняющих друг друга генов или атомов, ну в крайнем случае «пара гнедых, запряженных зарею». Но никак не дней, концертов или килограммов. Однако вытравить это из нашей речи уже к тому времени было невозможно, да и лично у меня, и в хвост, и в гриву, как и многие, использовавшего в обиходе это выражение, скорее вызывало сочувственное понимание, что, мол, «Зиновий не прав, не догоняет», нежели осуждение. Спустя «пару лет» я поймал себя уже на том, как режет слух слово «волнительный», от которого я готов взвыть. Тем не менее этим словом у современного человека начинается и исчерпывается порой весь эмоциональный вокабулярий. Ну, Паперный меня понял бы. И мы бы вволю поглумились по этому поводу (слово «постебались» он тогда еще не вполне освоил). И это был бы волнующий, но никак не волнительный, волнабельный или волныческий момент. Волняпсицкий. (Вот уже так и слышу, как он одобрительно хмыкнул. И даже пару раз.)

А как он смеялся! Я лично почему-то не могу припомнить его смех как таковой, он именно как-то по-особенному оценивающе хмыкал, издавал краткий заразительный хохоток, выражая удовольствие, иногда добавляя: «м-да… это хорошо». Но дорого же я дал бы сегодня за это его «хм-м!..», по многим поводам.

Помните, как у него в псевдонаучной статье-пародии «В помощь смеющимся»? Сначала З. Паперный цитирует врача-психиатра, который в газете «Неделя» вполне серьезно писал: «Смех начинается с глубокого вдоха, за которым следует выдох, происходящий отдельными порциями… Щель между голосовыми связками суживается и воздух, ритмически проталкиваясь через это узкое отверстие, порождает те самые отрывистые звуки (например: “Ха-ха-ха”)…» и т. д. После чего Зиновий Паперный резюмирует: «Поэтому, прежде чем смеяться, следует тщательно взвесить: а стоит ли ради этого ритмически проталкивать воздух через узкое отверстие и порождать отрывистые звуки типа: “Ха-ха-ха” или “Хи-хи-хи”».

Андрей Кнышев на дне рождения Зямы, 5 апреля 1996. Видео В. Паперного

Или: «Что такое вообще реорганизация? Реорганизация – это превращение одной организации в другую, достигающее такой степени дезорганизации, при которой становится очевидным преимущество первой организации перед второй и необходимость новой реорганизации».

А его незабываемая блистательная пародия «Чего же он кочет?» на роман мало кому известного сегодня, глубоко идейного писателя В. Кочетова «Чего же ты хочешь?» Как мы зачитывались ее самиздатовскими копиями (вместе с пародией С. С. Смирнова на того же автора). Я, помнится, даже тайком их перепечатывал. (Дорого же стоила Паперному эта пара страничек!) И вот – прошло время, объект пародии практически никто не знает, а сама пародия живет и тянет за собой в будущее оригинал. (Кстати, тоже – чем не пара – первоисточник и пародия на него? Ответ знает только Паперный.)

Помню, как на вечере в Доме кино он зачитывал вслух какие-то мои фразы, и я поймал себя на том, что хохочу над ними от души вместе с залом, почти в полной уверенности, что они принадлежат перу самого Зиновия Паперного и я слышу их впервые, – настолько они, будучи пропущены через его творческие фибры, осененные его харизмой, произнесенные его голосом, обретали новый смысл и делались как-то по-особому смешными.

Когда читаешь его прекрасные книги, статьи, пародии, трудно отделаться от ощущения, что слышишь автора, что он зачитывает их вслух.

Удивительно, что память сохранила во мне его целиком, а не по частям, оптом, а не в розницу. Я почти не помню отдельных фраз, острот, моментов общения, его конкретных замечаний, шуток или историй-воспоминаний, хотя подчас мы подолгу разговаривали по телефону, пили чай у него на даче, ходили на творческие вечера…

Вспоминается случай, рассказанный мне то ли им самим, то ли его давней приятельницей и коллегой, замечательной писательницей (писателем!) Лидией Борисовной Либединской.