Я помню, что книга Паперного как-то легко и естественно превращалась в театральное действо, хотя в ней всего лишь описывались случаи из жизни поэта, приводились его остроумные высказывания, воспоминания о нем. Но благодаря Паперному концентрация мысли, юмора и подтекста была настолько высока, что создавала динамику и напряжение.
И весь этот драгоценный материал так и просился на сцену. В результате спектакль стал театральным событием в Москве. Приходили знаменитые люди – Леонид Утесов, Константин Симонов, Лиля Брик. Ну и конечно мы общались уже по творческой линии с Зиновием Самойловичем.
А однажды он позвонил нам домой и продиктовал стихотворение неизвестного тогда нам Александра Величанского. З. С. тогда сказал, что это стихотворение кажется ему очень музыкальным и хорошо было бы сделать из него песню… Через год мы с Виктором Берковским сочинили музыку на эти стихи. Песня называлась «Под музыку Вивальди».
Третья
Ну конечно мы знали Зиновия Паперного как известного литературоведа, специалиста сначала по Маяковскому, но после отлучения от «лучшего, талантливейшего поэта нашей советской эпохи» и остальной советской литературы он переключился на исследование творчества Чехова и внес в чеховедение неоценимый вклад. Кроме всего, Зиновий Паперный был желанным участником всевозможных литературных вечеров, юбилеев, посиделок, ТВ-программы «Вокруг смеха» – как чрезвычайно остроумный «выступальщик». Среди прочего запомнился «Антиюбилей» Леонида Утесова, на котором З. С. был, как говорится, в ударе. Например: «Кто такой член Союза писателей? Это не писатель, а член Союза членов Союза писателей. Я, например, член Союза, но не писатель. А бывает писатель, но не член Союза. Это Пастернак».
А что было после выхода в свет пасквиля на интеллигенцию, романа Кочетова «Чего же ты хочешь?». Порядочная публика просто кипела от возмущения, но Зиновий Паперный взял в руки перо и так изящно высмеял автора романа и сам роман в блестящей пародии «Чего же он кочет?», что и сегодня хочется еще раз сказать спасибо этому мастеру слова, человеку свободному, обладающему редким по тем временам чувством собственного достоинства.
Андрей Кнышев. Фото предоставлено автором
Это был мой человек
Зиновий Паперный для меня – что-то сокровенное, личное, «наше с ним», что не передать никакими буквенными сочетаниями. Пробовал. Не получалось. За столом, в тостах, в интервью-воспоминаниях по радио пытался рассказывать друзьям. Оставался всегда осадок неудовлетворенности, неловкости, неправды. Как будто что-то главное не досказал, не передал, не вспомнил.
Что ж, попробую в очередной раз. Ведь обещал же являться к нему «по первому-паперному зову». И вот – столетие!
Заранее прошу извинить, ведь опять получится не только о нем, но и о себе, и «об объективной реальности, данной нам в ощущениях».
Так вот, об ощущениях. Есть он, Паперный, и есть это, «оно» – то, что остается со мной и между нами с ним. Без усилий слегка напряг что-то то ли в диафрагме, то ли в мозжечке – и вот же он, реальный, явился, материализовался, стоит рядом или парит в воздухе, живой, ироничный, свой, знакомый, подглядывает в этот обрывочный текст сердито-заинтересованно. Как же здорово было бы поговорить с ним и освежить кое-что в памяти.
Это был мой человек. Да не возревнуют другие, для многих из которых он был не менее своим, «ихним». Ихнего я не трогаю, а своего не отдам.
Зямой я, конечно, не мог его называть ни по чину, ни по возрасту даже в третьем лице, хотя знал, что для близких он именно Зяма. Но возрастной дистанции я совершенно не чувствовал. А уж если бы совпали во времени – наверняка бы «корешили по-пацански».
Я не знал его молодым (в паспортно-календарных параметрах), но чувствовал, как же он молод духом. И знал я его недолго, в его последние, «зрелые» годы. Но с первой же секунды знакомства возникло то самое ощущение, что это родной человек, любимый родственник, старший брат, наставник и старый близкий друг. Дружище. Человечище.
Для меня услышать однажды впервые по телефону его хрипловатый характерный голос: «Здравствуйте, Андрей. Это говорит Зиновий Паперный… Я тут купил вашу книгу в Доме литераторов…». Это было все равно что услышать, что звонит Ильф-и-Петров, или Гоголь, или Пушкин. Ну как минимум Станислав Ежи Лец. Как для него – ну, наверное, что ему звонил бы сам Антон Павлович Чехов, творчеством которого Паперный занимался глубоко и профессионально, как талантливый литератор и как талантливый человек. А быть талантливым человеком, талантливым по-человечески – это не то же, что быть талантливым писателем, художником или артистом.
Слушают Паперного, «Антиюбилей» Леонида Утесова, 1981, https://youtu.be/ulOKnGfvC0E