i_0e02284c13ff104d

избегал новых знакомств. Иногда они посматривали на меня и чему-то

смеялись, но им было не интересно ни общаться, ни шутить надо мной - все

они были старше. К тому же Боксёр пару раз забирал меня после

тренировки. Думаю, это прибавило мне авторитета.

Была, впрочем, ещё одна причина, заставлявшая меня посещать тренировки

по карате с большим рвением, чем уроки физкультуры. У тренера была своя

раздевалка, вход в нее вёл прямо из спортзала. Обычно он ждал, когда мы

выйдем, и затем переодевался и мылся. Однажды, завязывая шнурки в

прихожей, я бросил взгляд в зал и в сложном переплетении зеркальных

отражений увидел тренера, только что вышедшего из душа. Мне было видно

совсем немного в чуть приоткрытую дверь, но я не мог оторвать глаз от

обнажённого тела в течение нескольких минут. Позже я заметил, что дверь

в тренерскую была слегка перекошена и никогда не закрывалась плотно.

Теперь к моим хитростям добавилась ещё одна - начинать шнуровать ботинки

в правильный момент, чтобы застать переодевание тренера.

Что я тогда чувствовал? Выходя из зала, я немного боялся, что сегодня он

решил не принимать душ, или что дверь починили, или что в нашей

раздевалке сидит Боксёр либо кто-то из родителей. Когда я видел его

отражение, сердце замирало и падало. Мне хотелось находиться рядом с

ним, но быть невидимкой, стоять и наблюдать за его движениями: вот он

наклоняется, чтобы вытереть ноги, надевает синие трусы, садится, чтобы

натянуть носки. Где-то в тёмных уголках моей души я надеялся увидеть

нечто большее, зная, что на таком расстоянии всё равно ничего не

разгляжу. Самое неприятное было в том, что через считанные минуты

приходилось вставать и выбегать из раздевалки, чтобы не быть застигнутым

на месте преступления.

Один древнегреческий охотник поплатился за такие подглядывания жизнью, не могло это ничем хорошим закончиться и для меня. Однажды, когда я

подсматривал за тренером, в прихожую ввалилась компания ребят. Они не

ожидали меня увидеть, привыкнув к моим быстрым исчезновениям.

Заворожённый объектом своего наблюдения, я не сразу отреагировал на их

появление, и этих секунд хватило, чтобы они подошли ко мне и увидели

причину моего оцепенения. Моё странное поведение после тренировок, смущение в душе и сегодняшнее происшествие сложились для них в одну картину.

- Ребзя, да Артёмка-то у нас гомик, смотрите, подглядывает за голым

Алексеем!

- Фу-у, я не хочу с ним мыться, он за нами тоже подглядывает.

- Гомик, гомик!

- Эй, гомик, хочешь на мой посмотреть?

Что-то большое и опасное надвинулось на меня. Как ожидающий своей участи

кролик не смеет шелохнуться перед удавом, так и я замер на лавке, смотря

по сторонам и не находя сил встать, чтобы убежать домой. Люди вокруг

меня двигались, как в замедленной киносъёмке. Вот они плавно поднимают и

опускают руки, как космонавты на Луне, раскрывают широко рты в

беззвучном смехе, неестественно медленно шевелят губами, как будто

произносят слова по слогам, но слов не слышно, звук отключён. Один из

них так сильно смеётся, что прислоняется к стене и сползает на пол.

Другой непристойно двигает бёдрами. Вот практически одновременно

открываются противоположные двери, и в прихожую входят тренер и Боксёр.

Они смотрят на нас, не понимая, что происходит. Никто, кроме меня, не

замечает их, но я никак не реагирую на их появление.

- Так, что тут за катавасия? - это тренер останавливает замедленную

съёмку, все поворачиваются к нему и хором начинают оправдываться.

- ..да он подглядывал за вами, Алексей…

- …пока вы переодевались…

- …он каждый раз так делает…

- …уходит раньше всех и потом подглядывает…

- Так, давайте живо все по домам. Артём, ты подожди, мне нужно с дядей

Сашей поговорить.

Если я получал двойку, терял ключи от дома или покупал мороженое вместо

школьного обеда, то всегда знал, какое последует наказание. Я допускал, что поступил плохо, но меня никогда не мучила совесть. Проступки

объяснялись стечением обстоятельств и не вызывали во мне настоящего

стыда, как бы я его ни демонстрировал маме и учителям. Природа его была

мне в принципе непонятна. Я думал, стыд - это когда ты публично

признаёшь, что повёл себя плохо и больше так делать не будешь. Но всё

это говорилось скорее для взрослых, чем взаправду.

Сегодня я впервые в жизни почувствовал настоящий стыд, причём никак не

мог его себе объяснить. Да, я сделал что-то нехорошее, но в списке

проступков подглядывание и подслушивание не занимали высокого ранга.

Меня и раньше ловили за этим занятием дома, но мама обычно

ограничивалась лёгким подзатыльником. Теперь же все включая меня

придавали произошедшему исключительное значение.

Я вспомнил фразу, которую употребляла мама, если ей приходилось

беседовать с учителями. “Я готова сквозь землю от стыда провалиться”,-

так говорила она. Это было именно то, чего я желал в тот момент -

провалиться, исчезнуть, чтобы меня никогда не было раньше и никогда не

существовало после. Я не боялся наказания, но меня охватывал ужас при

мысли, что придётся жить дальше: ходить по улице, завтракать, писать

контрольные работы, когда все вокруг знают о том, что я сделал. Я бы