Да, это определенно был не Лувр и не Сен-Шапель, и, может быть, потому, убирая зал, в
сердцах Готель ежеминутно клялась себе, что сделает всё, чтобы эта башня стала мечтой всякого
ребенка и настоящим домом её собственного.
В часе ходьбы в разные стороны от башни находилось, по крайней мере, несколько деревень,
куда Готель могла сходить за молоком для малышки и купить что-либо для себя; что, кстати, стало
прекрасным поводом ежедневных прогулок для её чада. Девочка просыпалась всё чаще и ела всё
больше, и теперь не только спала, а к тому же издавала непонятные звуки, глядя на прозрачное
ноябрьское небо. Готель смотрела в её глаза и ждала хоть какого-то ответа, но девочка только
хаотично двигала руками и пускала слюну. Готель вздыхала, поднимала тяжелеющую со временем
корзину и двигалась дальше:
- Если увидишь моё кольцо, обязательно скажи, - наказывала она, заглядывая под
покрывальце.
Теперь девочка не была тонкокожим и ярко розовым эмбрионом. Её тело с каждым днем
округлялось и белело, а на голове обозначился очень милый, светлый пушок. Готель её
боготворила. Это был, без преувеличения, главный предмет её обожания. Ни к кому на свете она
не проявляла столько деликатности и уважения. И если бы она могла заботиться о девочке, не
прикасаясь к ней, вполне возможно, что так бы оно и было, ибо любое прикосновение
принималось ею не иначе, как подарком и высшей милостью, не соизмерение чего доставляло бы
Готель, наверное, физический дискомфорт. А потому она не могла видеть, когда кто-то проявляет
подобную, непозволительную даже себе самой, фамильярность.
- Жусти́н! Жустин! А-а…, - звал свою супругу месье Морó, после чего махнул рукой и
заговорил довольным голосом, - пока у нас будут такие покупатели, нам совсем нечего бояться.
Из другой комнаты вышла мадам Жустин, которая вынесла узелок с продуктами, и пока
Готель расплачивалась, её супруг не упускал возможности пообщаться с малышкой. Он
протягивал ей указательный палец, и девочка крепко хватала его, держала, выпускала, а потом всё
повторялось снова.
- Какая сильная! - смеялся месье Моро, и Готель политично улыбалась, глядя на их игру, хотя
внутри неё уже свирепствовала неистовая буря, а сердце сжималось при каждом взгляде в их
сторону.
- Нам пора, - прощалась она, снимая с прилавка корзину, и растворялась столь же бесследно,
как и являлась.
- Ты не понаслышке знаешь, как опасно общаться с малознакомыми людьми, - отчитывала
Готель по дороге, - да, месье Моро - хороший человек, но, всё равно, ты не должна быть столь
легко доверчивой.
Наступала зима, но вместо снега чаще просто шел дождь. И у подножья башни, меж высоких
кольев, Готель сооружала небольшой навес и ставила там корзину. Корзину, от которой она не
отходила ни на шаг с того самого момента, как получила её из рук Ордена в Париже. Но теперь
девочка едва помещалась в ней, и Готель выкладывала ребенка на расстеленное одеяло, каждый
раз, когда стирала или мыла посуду.
- Дождь, - констатировала она, закончив у ручья и усевшись под навес рядом с девочкой.
- Гу, - произнесла малышка.
- Не иначе, - задумчиво согласилась Готель.
И они возвращались в башню, где было тепло, сухо и чисто. Идеально чисто. Ребенок
начинал ползать.
- Я знаю, мы раньше не говорили об этом, - отвернувшись лицом к кухне, толковала Готель
что-то в ступке, и девочка внимательно и сосредоточено следила за мамой, пока та не подошла и
не села рядом, - но мы так устроены, - добавила она, разведя руками, и облизала палец
испачканный остатком чего-то вкусного.
Малышка смотрела на неё большими, удивленными, зелеными глазами. Готель провела по
губам девочки большим пальцем, оставив на них немного ещё незнакомого вкуса, и та сделала
несколько легких движений ртом, пробуя сие новшество.
- Вкусно? - спросила Готель, на что девочка лишь поморщила лоб и размазала остатки
яблочного пюре по лицу, - кисло, - кивнула Готель и вскочила обратно к кухне, - надо не забыть
купить сахар, - добавила она оттуда.
К весне в деревню стали ходить реже. Ежеминутная потребность в молоке падала, и покупали
фрукты, овощи и игрушки. В основном это были фигурки животных, чаще утки, лошади и птицы.
- Мария! Какая ты стала красавица! - качая головой, восклицал месье Моро.
Он доставал из кармана новую лошадку и вкладывал её в ладошку девочки.
- Это очень быстрый конь, он летит как по полю ветер, потому держи его в руках крепко, -
говорил затейливым голосом он, и у малышки в коллекции появлялась очередная лошадка, такая
же, как и остальные; похоже, он делал их сам.
Что мешало Готель называть девочку по имени? Неизвестно. Может быть то, что
противопоставить было нечего. Она хотела быть матерью и уже решила быть ею, но что-то внутри
её тому сопротивлялось; она не знала, сможет ли слышать желанное "мама" и отвечать, и будет ли
эта иллюзия любовью - королевская дочь, укрытая в тайной башне женщиной, мечтавшей вовсе не
о заточении своего счастья, но спрятавшей его ото всех.