четырех часов к ряду, и Готель, особенно, после очередной прогулки в Шамбери, чувствовавшая
себя как выжатый лимон, с нескрываемой радостью падала на постель и вставала под вечер еще
более ослабленная, с ватным телом, но, тем не менее, невероятно счастливая. Иной день они
просыпались в оранжевых лучах заката, и тогда Готель спускалась на улицу, забирала с прогулки
Софи и поливала насквозь просохшую под рапунцелем землю.
- А почему у меня растут волосы, а у тебя нет? - спрашивала девочка.
- Потому, что ты еще маленькая.
- Но Софи тоже маленькая, - удивилась та.
- Софи - кукла, - пояснила Готель, - как бы человек.
Это была правда, волосы девочки со временем становились всё длиннее и краше. Их цвет был
подобен солнечным лучам, а пряди легки и почти неосязаемы. Был лишь один предмет, который
давал такие же ощущения, а именно - цветок, подаривший Готель это любопытное дитя, а Марии
Анжуйской в прошлом году ещё одну здоровую девочку.
- А почему мы не ходим к другим людям?
- Потому, что снаружи еще очень опасно - война и болезни, а многим людям просто не
хватает еды.
- Тогда почему они не придут к нам?
"Наверно, это этого цветка в ней столько добра", - думала Готель. И узнав, что Софи - "как бы
человек" и, в отличие от рапунцеля, не живет, девочка стала уделять больше своей заботы
ежедневно нуждающимся в том колокольчикам, чем кукле.
- Почему вы хоть раз не останетесь до рассвета? - удивлялся Кристоф.
- Рапунцель, - улыбнулась Готель, - если я не полью их утром, они неминуемо слягут под
полуденным солнцем.
- Вы водите бедного Кристофа за нос, - удрученно качал головой тот.
- Это наша правда, мой милый пастырь, - отвечала она, нежно проводя по его щеке рукой.
Готель не хотела рассказывать о существовании своей девочки, а потому отшучивалась и
сказала первое, что пришло ей в голову.
Она уходила из Шамбери, едва небо начинало светлеть, заходила в ближайшие к дому
деревни и покупала ночной хлеб или свежие яйца. Она поднималась по ступеням башни совсем
тихо, вслушиваясь в её тишину и стараясь не разбудить ребенка, а как только оказывалась
наверху, сразу заходила в детскую и садилась у постельки.
- Рапунцель, - улыбнулась сама себе Готель и погладила девочку по волосам.
Всё вроде бы устроилось. Не считая того, что, не желая смешивать те два мира, которыми она
жила, Готель приходилось делить себя надвое. Но она возводила и ночами бродила меж ними,
даже отдавая себе отчет, что любое их столкновение окажется кому-нибудь катастрофой.
- Узнав, что принцесса влюбилась в пастуха, и не желая отдавать свою дочь замуж за
простолюдина, король заточил её в самой высокой башне своего замка и посадил ей на стражу
дракона о трёх головах, - читала очередную сказку Готель, - лишь тот, кто сможет освободить её,
станет ей законным мужем, провозгласил государь.
Чем был вызван такой сюжет, непонятно. Возможно, Готель не хотела далеко ходить за
историей, а может быть, пусть и подсознательно, но была намерена создать в уме ребенка
похожую модель и за пределами башни. Так или иначе, девочке очень понравилась эта сказка. И,
наверное, как раз потому, что эта история давала ей ощущение общности с героиней. Она
наряжалась в цветные ленты и бродила по дому, то и дело, наступая на них, чуть не падая.
- Я похожа на принцессу, - спрашивала она.
- Да, мой цветочек, - отвечала Готель, вплетая ей в волосы лиловую ленту, - ты самая
настоящая принцесса.
Маленькая Мария не могла знать, сколько правды ей было сказано за эти годы. И уж тем
более, ту грань, за которой начиналась сказка, ей было уже не уловить. Всё стало возможно в этой
воистину волшебной башне. И даже самое невероятное здесь становилось правдой, а любая правда
в одно мгновение превращалась в вымысел. Не было никакого смысла скрывать правду, ибо ею
здесь являлось всё.
- А почему принцесс всегда заточают в самую высокую башню? - спросила тогда девочка.
- Их отлучают земли и ходьбы по ней, в назидание их высшей принадлежности, - отвечала
Готель.
Мария несколько погрустнела:
- Если я буду принцессой, как же я буду ухаживать за своими колокольчиками.
Весь этот день девочка не покидала башню, исправно следуя своему высокому положению,
но под вечер, ненадолго, всё же отреклась от престола и вышла напоить рапунцель водой.
- Напиток богов, - заметила Готель, подавая Кристофу бутылку.
- Оно не вероятно, - отпив из бокала, удивился он, - но где вы его взяли?
- Старые запасы, - махнула рукой она, - всё ждала подходящего случая.
- Судя по его нектарному вкусу, вы ждали как минимум лет сто, - пошутил Кристоф.
- In vino veritas1 - улыбнулась Готель.
Их ночи были бессонны, но не столько от любви, а прежде всего от того, что Готель даже на
секунду боялась сомкнуть глаз.
- Поспите, хоть час, - говорил он ночью.
- Не могу, - отвечала та, поднимаясь с постели.
- Рапунцель, - досадовал Кристоф.
1 Истина в вине. (лат.)
- Рапунцель, - отвечала Готель.
- Я бы хотел знать вас, - говорил он, целуя её плечи.