I

- Возможно. Генрих мил, и щедр! Но, поверьте мне, моя дорогая, вы не успеете оглянуться,

как останетесь одна одинёшенька, где-нибудь в Шампани, с дюжиной детей на воспитании.

Молодые сеньоры, вроде него, сейчас помешаны на современной литературе, а сами понятия не

имеют об ответственности, кроме как о нескольких весьма докучных приемах обольщения,

вычитанных ими где-то в куртуазных романах! Так что, позвольте мне дать вам совет, милая

Готель. Молодость слишком быстротечна, а жизнь коротка. Не будьте беспечны, не подавайтесь

на мелочи, и пользуйтесь её дарами, если судьба к вам благоволит. Пользуйтесь. Пользуйтесь, и не

стойте! - договорила с волнением Сибилла и, повернув голову через плечо к застывшей позади

Готель, сердечно вздохнула и чуть слышно прошептала, - прошу вас, не стойте.

- Простите, ваше высочество, - очнулась портниха, - позвольте мне еще несколько минут.

Еще перед обедом Готель вышла во двор и пообщалась с пришедшими к ней гостями. Старый

мастер с острова - Морис Бертьé и совсем молодой портной с левого берега - Клемáн Сен-Клéр

наперебой хвастали своими лавками, куда, по их мнению, ходили за нарядами самые важные

особы Парижа; на что девушка, в силу своей мягкости, заверила обоих, что в самое ближайшее

время сошьет для их лавок несколько вечерних платьев. Насилу вырвавшись из рук коммерсантов,

Готель влетела во дворец, как ужаленная, и бросилась со сбитым дыханием на первую

попавшуюся скамейку. Она вдруг почувствовала, что скучает монастырю, по его умиротворению;

и по тихим лесным прогулкам, и узким кельям, в которых нет ежеминутного риска попасть на

страстную дискуссию или светский спор. Ей неутолимо захотелось шить, утонуть в этом процессе

с головой, что, возможно, отвлекло бы её хоть ненадолго от раутов и успокоило душу.

Готель пробыла у себя до заката. Она шила пока свет за окном давал такую возможность, а

потом, полежав всего несколько минут на кровати, вышла в пустынный коридор. "Зачем нужен

такой большой дом всего для нескольких человек, которых здесь и так никогда не найдешь", -

думала она. Она неторопливо прошла по дворцу и вышла в сад, но на улице было также пусто и

безлюдно. Готель села на каменную скамейку и, услышав, как заурчало у неё в желудке, с досадой

вспомнила, что пропустила обед. Девушка обошла здание дворца сзади и обнаружила дверь, где

непрерывно заходили и выходили слуги; она даже отыскала дворцовую кухню, только там ей

ничего не дали. Какая-то, немая девочка лет шести в сером платье по самую щиколотку,

проводила её обратно во дворец, в ту самую комнату, где утром она общалась с Генрихом и

Констанцией, и, проглотив голодную слюну, Готель послушно села за стол ожидать какого-либо

дальнейшего развития. Просидев на одном месте около часа в полном одиночестве, она, было,

встала, но тут двери с противоположной стороны распахнулись и несколько поварят, каждый со

своей тарелкой, стройной вереницей прошли мимо стола. В одной тарелке лежал пшеничный хлеб,

в другой ржаной, чуть дальше лепешки, а в мисках поменьше травы и специи. Оставив всё это на

столе, прислуга снова бесследно исчезла. Убедившись, что ничего волнующего больше не

происходит, Готель взяла с тарелки кусок пшеничного багета и, стараясь не выходить из образа

местной буржуазии, принялась степенно пережевывать каждый кусочек этого действительно

вкусного, горячего хлеба. И доедая второй кусок, ей даже показалось, это был самый вкусный

хлеб, который она ела в своей жизни. Монастырский хлеб был из муки более грубого помола, чем

этот, размышляла она, рассматривая пористую фактуру мякиша, но тут, двери напротив снова

распахнулись, и те же поварята, с теми же невозмутимыми лицами вынесли новую группу

тарелок. Теперь здесь появились курица с сарацинским зерном, кусочек бараньей грудки с бобами

в соусе, треска с овощами, а также сыры, яйца, виноградный, апельсиновый и даже яблочный

соки. Готель замерла, пока процессия снова не исчезла и, неторопливо дожевав кусочек хлеба,

который также на какое-то время затаился у неё во рту, пришла в панику от размаха и изобилия

блюд, которые она никогда не сможет съесть. В голове обозначилась только одна мысль - бежать и

спасаться; она же просила лишь немного еды, чтобы хотя бы вторую ночь спокойно лечь спать. "И

не есть нельзя, - рассудила Готель, - я ведь сама просила. Надо съесть хоть что-то, столько людей

готовили и старались. К тому же, это же всё невероятно дорого!" Придя к такому заключению, она

положила себе кусочек курицы, посчитав, что это менее дорого и более ей понятно, в отличие от

баранины или рыбы, которая, кстати, со своими огромными глазами и торчащими зубами,

выглядела просто угрожающе. Початая курица также выглядела не очень красиво, и Готель

подумала, что если съест пусть даже одно блюдо из предложенных, то, возможно, что это хоть