Мой дед, Вячеслав Алексеевич Иванов, был преподавателем сельского училища. Я назван в его честь. Он был, по-видимому, совершенно уникальный человек. В Лебяжьем жило много русских, но и много казахов. Они говорили на своем языке и использовали арабскую письменность. И Вячеслав Алексеевич выучил у мулл, мусульманских священников, с которыми он дружил, арабский для чтения Корана и персидский для чтения мистиков, поэтов мусульманских. Коран его интересовал настолько, что он переписывал по-арабски какие-то его части со своими пояснениями. А дальше он решил, что надо как-то проверить знания. Отправился в Москву, в Лазаревский институт восточных языков. У Вячеслава Алексеевича приняли заключительный экзамен по арабскому и персидскому, он получил право ношения формы Лазаревского института. В этой форме вернулся к своим муллам в Северный Казахстан, село Лебяжье. Зачем ему надо было получать это разрешение от Лазаревского института? Отец объяснял это тщеславием. Может быть. Несомненно, однако, что при этом сам он был истово верующий православный, монархист, серьезно относившийся к идее России и на эту тему очень ругавшийся с моим отцом. Ну, отец как бы ушел из дома потому, что дома безобразие и пьянствует Вячеслав Алексеевич, но все-таки одна из причин этих распрей была политическая.
Насколько у моего отца его интерес к Индии и буддизму связан с этим обилием интересов к религии у моего деда, не знаю. Но когда он бродил по дорогам Средней Азии, у него все время маячила цель — Индия. Одна его книга называется «Мы идем в Индию». Отец по дороге дает представления в цирке. «Бен Али-бей, факир, который протыкает себя шпагой». Я его спрашивал — как это? Он говорит — в основном трюки. Но какие-то случаются неудачи, и тогда все-таки прокалывается до крови. То есть там реальное острие шпаги есть. Сам писал тексты для своих номеров, был жонглером, специалистом по трюкам. Потом научился типографскому делу и стал типографским рабочим. И это как раз его привело в Красную гвардию, потому что, когда произошла революция, его выдвинули в какие-то деятели в Союзе печатников. Союза факиров в то время не было.
На самом деле он в гражданскую войну явно участвовал вначале на стороне красных, потом на стороне белых, потом его чуть не расстреляли. Но он, рассказывая об этом, страшно смеется, мой отец. И в этом нечто есть. Ну, вот я вам сказал про буддизм. Но у него, конечно, ощущение, как вам сказать, невсамделишности того, что с нами происходит в жизни, было очень сильное.
У отца есть рассказ «Камыши». Он о гражданской войне, о восемнадцатом годе. Когда началось взаимное уничтожение, его преследовали как красного. И случилось большое несчастье, ужасная вещь. Односельчане думали, что он убил своего отца, мой отец. Я уже говорил, что Вячеслав Алексеевич был странный человек, алкоголик, монархист крайне правых взглядов. И вот сын, боец Красной гвардии, не последний человек в красном профсоюзе печатников, возвращается в станицу, где все население белое, и они знают, что отец с сыном ссорятся. А дядя мой — он имел странное имя Палладий, — по-видимому, был не вполне развитый, ну, умственно слабый. И официальная версия, что он застрелил своего отца случайно, разбирая ружье…Но односельчане считали, что это результат политической ссоры, случившейся между Вячеславом Алексеевичем и его только что приехавшим красным сыном, чего было много в те годы, это неудивительно в той обстановке всеобщего озверения. И замечательный отцовский рассказ «Камыши» про то, что над ним собираются устроить суд Линча, а он забрался в пруд и дышит через ствол… У камыша такой толстый ствол, можно находиться внутри воды и дышать через камыш. И вот его ищут по всему селу, им не приходит в голову, что он прячется в воде. А ночью он бежал из этого села. Но, бежав, он потом начинает карьеру уже независимого писателя, который в конце концов приходит к Колчаку.
Какие-то части биографии он ни с кем не обсуждал, включая меня. В частности, колчаковскую. Он действительно работал в походной типографии Русской армии Колчака. Между прочим, во главе этой типографии в звании полковника был знаменитый писатель, потом сталинский лауреат Ян Янчевецкий, автор «Батыя» и «Чингисхана». По-видимому, книги, которые нравились Сталину. А в девятнадцатом году Янчевецкий был редактором и издателем фронтовой ежедневной газеты «Вперёд». Редакция не имела собственного здания в Омске — размещалась в двух вагонах, стоявших на городской ветке. В одном из них находилась передвижная типография, в которой и печаталась газета. Девизом ее были слова «Верьте в Россию». В этой колчаковской типографии отец собственноручно набрал свою первую книгу рассказов «Рогульки» в количестве тридцати экземпляров.