И больше никаких парадов

Его разум сражался с ветряными мельницами. Что в его представлении представляло главный ужас? Грязь? Шум? Страх, неизменно присутствующий на задворках сознания? Или тревога? Да, точно тревога! Всегда напряженно сведенные брови… И мучительная усталость в глазах!

Генерал рассудительно продолжал:

– Вы и сами признаете, что ничего более я для вас сделать не могу.

– Совершенно верно, сэр, – ответил капитан, – я, конечно же, признаю, что ничего более вы для меня сделать не можете.

Его слова, казалось, Кэмпиона рассердили: тот ждал бунта и жаждал, чтобы Титженс вступил с ним по данному вопросу в спор. Генерал напоминал римлянина-отца, советующего сыну совершить самоубийство, но при этом хотел, чтобы Кристофер выразил свое несогласие. Дабы он, генерал Кэмпион, до конца убедился, что Титженс тип совершенно бесчестный… Но ничего такого не произошло.

– Вы должны понять, что я – как и любой другой командир – не могу допустить подобных происшествий во вверенном мне подразделении…

– Раз вы, сэр, так говорите, я тоже должен это признать, – произнес Кристофер.

Генерал зыркнул на него исподлобья и сказал:

– Я уже говорил вам, что это повышение. Меня немало впечатлило то, как вы командовали этой учебной частью. Вы, разумеется, не солдат, но станете отличным офицером ополчения, из которого сейчас состоят почти все наши войска… Хочу подчеркнуть мои слова… На свете нет другого офицера, безупречного во всем, что касается армии, у которого была бы так запутана и непонятна личная жизнь, как у вас…

«В самую точку!..» – подумал Титженс.

– Личная жизнь офицера и его поведение на плацу отличаются так же, как стратегия с тактикой… Я не хочу вникать в ваши семейные дела, если у меня есть возможность этого избежать. Это ставит меня в крайне неудобное положение… Но позвольте вам заметить, что… Я хочу быть как можно деликатнее. Однако вы человек светский, к тому же умудренный жизненным опытом!.. А ваша жена настоящая красавица… Разразился скандал… Да, согласен, не по вашей вине… Но если вдобавок ко всему меня заподозрят в покровительстве вам…

– Не стоит продолжать, сэр… – вставил слово капитан. – Я все понимаю…

Он силился вспомнить, что сказал этот задумчивый, противный МакКекни… всего две ночи назад… И никак не мог… Ах да, конечно, он предположил, что Сильвия была любовницей генерала. Ему вспомнилось, что тогда это показалось фантастикой… А что еще могли подумать? «Это самым категоричным образом запрещает мне оставаться здесь!» – подумал он.

А вслух произнес:

– Это, разумеется, моя вина. Если мужчина позволяет своим женщинам отбиваться от рук, то винить в этом ему позволительно только себя.

Генерал развивал свою мысль дальше, указав, что один из его предшественников был отстранен от командования этим самым воинским соединением из-за скандала с участием женщин. Потому что превратил его в чертов гарем!..

Он пристально посмотрел на Титженса своим своеобразным, пучеглазым взглядом и воскликнул:

– Если вы думаете, что я потеряю должность командующего из-за Сильвии или другой чертовой светской дамы, то… Прошу меня простить… – добавил он и продолжил, теперь уже рассудительнее: – В расчет всегда следует принимать мужчин. Они считают, и если им так хочется, то у них на это есть полное право, что мужчине, не способному справиться с женщинами, нельзя доверять свою жизнь… – Он чуточку помолчал и добавил: – И при этом, вполне вероятно, правы… Мужчина, на деле не способный справиться с… Я совсем не имею в виду тех, кто знакомится с девицами в чайных лавках… Но если он продает жену или… Так или иначе, но в нашей армии… У французов все может быть иначе… Понимаете, как правило, такие мужчины в бою трусоваты… Не скажу, что всегда, но обычно, да… Помню, был один парень по имени…

И Кэмпион взялся рассказывать какую-то историю.

Титженс отдал должное его трогательной попытке отвлечься от мучительного текущего момента и вернуться мысленно в Индию, где была настоящая воинская служба, настоящая кожа, а если парады, то тоже самые настоящие. Но у него не было никакой охоты слушать этот рассказ. И не только охоты, но и возможности. Ему предстояло отправиться на передовую…

Он подумал о своих мыслительных способностях. Что они подскажут ему теперь делать? Усилием воли перед его глазами прошла история его военной карьеры: как эти самые мыслительные способности подсказывали ему поступать в сходных условиях?.. Проблема лишь в том, что раньше подобных моментов у него попросту не было! Да, ему приходилось решать страшные или отвратительные задачи, сводившиеся к тому, чтобы уничтожить цель, разделаться с врагом и удержать объект, пусть даже это пункт эвакуации раненых!.. Но поскольку он всегда был сообразительнее, ему не полагалось впадать в такую депрессию или потрясение.

– Должен признать, – обратился он к генералу, – что я действительно не могу остаться в этом подразделении. К моему сожалению, потому как мне нравилось им командовать… Но почему именно шестой батальон?