И будут люди

— Какая это буква, дети?

— А-а! — дружно кричит класс.

— Так. Какая это буква, Петрусь?

Петрусь, который только что кричал вместе со всем классом, недоуменно мигает глазами.

— Ну, какая? — спрашивает Таня. — Ты же ее только что произносил. Что здесь нарисовано?

— Арбуз.

— Верно, арбуз. Так какая это буква?

— Арбуз.

— Садись! — не выдерживает Таня. — Галя, скажи ты, какая это буква?

Галя бросает лукавый взгляд на своего неудачника соседа, громко отвечает:

— Это буква «а»!

— Правильно, буква «а». Садись, Галя… Так что тут, Петрусь, написано?

— Арбуз, — обреченно повторяет Петрусь. Его сейчас хоть убейте, а он ни за что не согласится, чтобы арбуз называли буквой «а».

Потом дома, вспоминая урок, Таня дает себе клятву больше никогда не сердиться на детей, быть сдержаннее, пусть даже десять — двадцать раз придется ей повторять одно и то же. Не сердиться даже тогда, когда все дети принесли по десять палочек для счета, а Петрусь притащил всего одну, зато такую, как кнутовище, да еще и с узорами. И долго не соглашался променять ее, такую большую и красивую, на какие-то никуда не годные, маленькие палочки…

С детьми все же было легче, даже с такими, как Петрусь, который в первый же день, отсидев два урока, на третьем поднялся, взял сумку, молча направился к двери.

— Ты куда?

— Домой.

— Как это домой?

— Потому что уже надоело.

Даже с такими Таня сумеет справиться, возможно, и не сразу, а постепенно, приучая их к дисциплине, вместе с ними и сама учась. А вот что делать со взрослыми? С такими, как Некованый, которого Таня должна была охватить обучением в ликбезе вместе с десятью другими неграмотными?

— Не пойду и жену туда не пущу! — сказал, как отрезал, Протасий.

— Почему же вы не пойдете? Сейчас же все учатся! — пробует уговорить его Таня.

— Пусть учатся, а я не пойду. — Поворачивает к жене сердитое лицо, кричит: — А ты чего уши развесила? Хочешь быть умнее меня?.. Пойди свиньям есть дай!

Жена покорно выходит. Протасий снова склоняется над столом, режет табак, словно в хате, кроме него, никого нет.

Таня сидит как оплеванная. Наконец поднимается, пытается еще раз уговорить хозяина:

— А может, все-таки передумаете?

— Пускай другие думают, а я уже подумал, — настаивает на своем Протасий.

Ну что с ним, таким, делать? Не потащишь же его за руку в школу!

Пожаловалась товарищу Ольге, а та попросила мужа вызвать Некованого в сельсовет.

— Вызвать-то мы вызовем, — сказал Ганжа, — только не поможет. Я его, безрогого, еще с детства знаю: как упрется — волами с места не сдвинешь. Вы лучше попросите комсомольцев. Они шефствуют над неграмотными…

Комсомольцы не отказались. Думали, советовались, наконец придумали. Давясь от смеха, писали что-то на большом листе бумаги. Потом целой делегацией отправились к Некованому.

— Дядька! Он, дядька!..

— Что там такое? — вышел из хаты Протасий.

— Вот тут распишитесь!

— А что тут написано?

— Написано, чтобы готовиться к посевной.

— Так я же неграмотный.

— А вы приложите палец.

— Разве что палец.

Поставил плоский, приплюснутый кончик пальца — мажь!

— Куда приложить?

— Вот тут.

— А почему другие не поставили?

— Мы с вас начали. Вы будете первым.

Первый так первый, боже, помоги! Прижал — даже жесткая бумага затрещала. Ишь, как ловко получилось, выходит, можно и без грамоты!

На следующий день в Тарасовке хохотали и стар и мал. Возле сельсовета на видном месте висело такое объявление:

«ОБЪЯВЛЕНИЕ

Я, Протасий Некованый, в четверг начинаю беситься.

Кто увидит меня — удирай, а то покусаю!»

С огромнейшей печатью — след от пальца!

Протасий как узнал, даже позеленел. Набросил на плечи шинель, сердито натянул шапку, двинулся в клуб. Сорвал объявление, разорвал его на клочки, бросил на землю и долго топтал ногами. А вечером пришел в школу. Ввалился в класс, хмурый, как туча, вместо приветствия мрачно буркнул:

— Где тут садиться?

Втиснулся за парту, только доски трещали, не снимая шинели, просидел до конца урока.

— А почему это вы без жены пришли? — поинтересовалась Таня.

— Пусть сидит дома. Женщина не мужчина, можно и без нее.

Таня только пожала плечами.

Спустя три недели из районного центра приехало начальство. Заведующий не забыл о своей стычке с товарищем Ольгой, направил инспектора обследовать работу тарасовской четырехлетки. Обозленный на товарища Ольгу заведующий знал, кого посылать: инспектор был хотя и молодой, но въедливый, как чесотка. Ко всему придирался, не пропускал самой незначительной мелочи, и Таня чуть было не умерла от страха, когда грозное начальство вошло в ее класс.

Вошло, уселось на задней парте, вытащило большой блокнот — у Тани уже начали подкашиваться ноги. Инспектор что-то записывал-записывал, а потом пожелал поговорить с учениками. Вышел к доске, заученно улыбнулся.

— Дети, а ну-ка, скажите, какая это буква? — спросил, подняв квадратный картон.