— А сейчас ты слабее их! Ты едва на ногах держишься! — фыркнул Баюн. — Какая разница, кто это сделал? Катенька, вообще-то ещё мягко обошлась. Ты представь, что бы с тобой Кащей сотворил за подобные выверты!
Вихрь представил и замолк так резко, словно ему рот заткнули. Как же он не сообразил-то? Кащей бы его уничтожил! Попросту извёл так, что от него ничего бы не осталось, даже воспоминания! В самом-то деле, кому будет охота вспоминать какой-то исчезнувший ветер? Но ведь даже Кащей не мог отнять силу у ветра! Уничтожить — мог! Заточить и забыть навечно — запросто! А вот так… Нет! Он попытался встать, но ноги ещё не очень слушались. Возненавидел себя за дурацкие попытки подняться, и вдруг с диким изумлением увидел, что светловолосый мальчишка, который стоял ближе, протянул ему руку.
— Берись и поднимайся! — Степан на этого высокомерного придурка сердился сильно. Даром, что это ветер, но ведь моральный урод редкостный! А вот увидел, что он беспомощно подтягивает непослушные ноги и сам не ожидал — протянул руку. На автомате!
— Шутишь так? — Cеверин откровенно не понял, как это? Но глянул снизу вверх на хмурого Степана, и взялся за его руку. Очень уж унизительным было сидеть у них под ногами!
— Какие уж тут шутки! Трудно ходить, если всю жизнь летал! — пожал плечами Степан. Хотел добавить что-нибудь едкое, но не стал! Зачем пинать того, кто и так получил — мало не показалось!
Северин выпрямился и хмуро посмотрел на сказочницу.
— Что ты хочешь, чтобы я теперь делал? — до него дошло, что она ведь может заставить его снег по снежинке собирать. Руками! По другому-то он теперь не может! — Я стал слаб! — его передёрнуло от этого признания. — И бесполезен!
— Нет. Ты не слаб. Вся твоя ветреная осталась сила с тобой. Но воспользоваться ею ты сможешь только тогда, когда станешь по-настоящему сильным! — ответила ему Катерина. — Пока просто учись жить с тем, что у тебя есть.
Северин думал над её словами два дня. Его никто не звал, ни о чём не просил, не задевал и не издевался. Даже Ярик не подлетал! Он не чувствовал голода или холода — он оставался ветром, пусть даже и не имеющим силу взлететь. На третий день он остановил сказочницу, которая прилетела откуда-то с Сивкой и Бурым.
— Хозяйка, я могу с тобой поговорить? — он прошел за Катериной под ветки Дуба, дождался, пока её спутники уйдут, и спросил: — Почему ты так сказала? Разве я был недостаточно силён? Что я могу ещё сделать, чтобы стать сильнее, если ты сделала меня беспомощным?
— Северин, ты ветер, конечно, но даже ты кое-что видел, и должен был понимать… Да, ты можешь убить любого человека, или даже множество людей, но в чём-то Степан, который протянул тебе руку, гораздо сильнее тебя! Ты ведь издевался над ним, когда мог, а теперь стал слабее, даже встать был не в состоянии! Он разве тебя пнул? Посмеялся над тобой?
— Нет… — глухо ответил Северин.
— И ведь это не потому, что он хотел как-то лучше выглядеть перед нами. Это просто его сила. Не добить того, кто стал слабее, а протянуть руку. Он и не задумался об этом. А ты вот подумай! Мало ли… Пригодится… — Катерина ушла, а Северин уселся на снег и начал соображать. Что-то в этом было… Такое странное, неуловимое! Он вспоминал, как веселился, видя этих вот слабых и смешных человечков, стоящих перед Кащеем, а они даже плечи расправили, закрывая сказочницу! Он был уверен, что они будут раздавлены! Сначала побегут за теми благами, которые посулил им Кащей, а потом он их уничтожит! Медленно, с удовольствием! Наслаждаясь каждым мигом. Он всегда так делал! Только вот всё вышло совершенно по-другому. Кащей был ошеломлён, когда этих троих пришлось отпустить!
— В чём же сила? — Северин внимательно наблюдал за Киром и Степаном. Он уже отлично держался на ногах и следовал за ними, куда бы они не шли.
— Чего ему надо? Кать? Ходит, как тень отца Гамлета… — Степана этот недоветер раздражал жутко. — И таскается за нами, и глаз не спускает!
— Тебе чего, жалко? — фыркнула вредная Катька. — Любуется, может!
А Северин наблюдал совсем не просто так. Первое время, он только недоуменно пожимал плечами, глядя на тренировки слабаков, эти их жалкие попытки стать сильнее! А потом заметил, что если кому-то из них действительно становится больно, второй не добивает, а наоборот, тут же прекращает движение, останавливает удар. Кир, неловко поскользнувшись, подвернул лодыжку, и опять этот странный жест Степана — протянутая рука к упавшему. И тоже так, словно это совершенно ничего не значит, обыденность!
— Но он же мог победить! Тот упал, значит, этот сильнее! Так нет, он, дурень, останавливается! Поднимает! Не могу сообразить в чём тут секрет! Смысла не вижу! — рычал от ярости Северин, понимая, что чего-то не улавливает. Важного!