И далеко, и близко

— Да куды ж она делась-то? — ведьма закрутила головой, и тут только до неё дошло, что сказочница попросту ушла от неё в туман. — Ааа, сбёгла? Ну, ладно, ладно, подумать девке надоть. Эт я понимаю! Думай, думай, всё равно никуда от меня не денесся. Снова вернесся, раз уже меня искала. Сердечко-то ранено, да и дар такой… Чё его на дурней распылять да тратить… — она покосилась на сидящих у костров людей и снова рассмеялась. — Ничё, я себе лучшую преемницу заполучу! Лучшую! Куды уж луччче сказочницы! И уж тогда ни одна карга со мной и сравниться не сможет с такой-то ученицей!

Ведьма насмешливо фыркнула, припоминая родственницу — ягишну, которая заполучила себе в ученицы царевну с известными способностями, и возгордилась прямо возмутительно!

А Катерина, едва-едва успевшая ускользнуть в туман, сидела, прислонившись к дереву у самой его границы, видела, как ведьма уходит к кострам, и первый раз позавидовала тем, кто засыпает в тумане.

— Уснул и ничего не чувствуешь! Нет, про Ратко-то она ничего не поняла, и хорошо, и отлично! Про Степана тоже! Но в остальном она ведь права! Мы же рискуем постоянно, и ради кого? Ради тех, кто даже «спасибо» не скажет? Да мало того, что не скажет, ещё и гадостей напридумывает и языком натрепет по всему миру! — Катерина сердито вытерла глаза. — И эти… Подруженьки! Стоило выручать да спасать, чтобы она меня боялась да придумывала, как бы так сделать, чтобы и в крёстные меня не пригласить, и не рассердить… А ну как возьму, да и расскажу что-то этакое! — Катя вдруг представила себя в виде злой феи из сказки «Спящая красавица». — Небось, её тоже обидели, и гораздо серьёзнее, чем им самим хотелось об этом говорить! У меня же такой талант, а они! Ай! — она охнула, и глянула на ладони. На них и на пальцах стремительно возникали волдыри ожогов. — Да что ж это за наказание-то такое! Это мне обидели и оскорбили и мне же ещё и больно!? И это что, справедливо? — она стискивала зубы, только чтобы не застонать и не заплакать в голос. И от боли и от обиды. Останавливало только соображение о возможном появлении тварей. — Не хватало мне ещё такой вишенки на тортик! Туда возвращаться я не хочу нипочём! А раз так, надо пройти туманом и выйти в какое-нибудь безлюдное место и там пересидеть это время.

И она пошла. Сначала шла, спотыкаясь на каждом шагу, потом вышла на какую-то дорогу, запруженную людьми, бежавшими от тумана, да там им и застигнутыми, машинально отметила, что здесь, в тумане, тоже лето. А потом себя одёрнула.

— Какое мне дело, зима тут, или лето? Одна я и не стану тут ничего делать, да и вовсе подумать надо, стоит ли оно того?! Вот стоят все в тумане, когда засыпали, страшно им было, одна мечта была, что б туман ушел, а как проснутся, так и эти начнут вопить, что им мало — мало, да сказочница такая, этакая и разэтакая. Что мне, делать нечего что ли? Разве можно помогать таким хамам?

Руки болели ужасно, жестокие и несправедливые слова, услышанные в толпе, звучали в ушах, идти по дороге становилось всё труднее и труднее, потому что спящих на ней было всё больше и больше. Катя сошла на обочину и, задумавшись, утирая тыльной стороной рук слёзы, побрела по отошедшей в сторону от дороги тропочке. Тропка была ровненькая, узенькая, видно её было неплохо, Катерина шла себе, шла, да и вышла на берег широкой реки около небольшого мыса, заросшего лесом. А на нём — часовенка.

— В храме не было тумана, может, и тут не будет? — пришло в голову Катерине, и она со всех ног заспешила к часовне. За шаг до стен часовни тумана не было, и Катя нырнула в приоткрытую дверь и шагнула внутрь. Чистый воздух без густой зёленоватой мути словно умыл её.

— Хоть есть где посидеть и не бояться тварей, — всхлипнула Катерина и тут уж не выдержала, зарыдала в голос. — За что так? Почемуууу? Что я им плохого сделала? Талант-талант, а вот помоями облили ни за что, ни про что! Ни подруг нет, права была Любка, ни просто спасибо сказать не могууут! — она плакала, голос отдавался от стен, но как-то удивительно строили церкви и часовни, эха не возникало, просто в чистом воздухе кружились слова…

Любые слёзы когда-нибудь заканчиваются, Катя сидела, устало всхлипывая, и вдруг неожиданно вспомнила, как когда-то с бабушкой говорила про Моцарта и Сальери, который его отравил из-за зависти.

— Понимаешь, он так работал, так старался, целую систему выстроил, чтобы музыку писать, а всё равно ничего не получалось. Нет, что-то выходило, конечно, но совсем не такое, как у Моцарта. Мне его всегда было так жалко, — говорила бабушка.

— Моцарта?

— И его тоже, конечно. Только я сейчас про Сальери. Он так и не понял, что такое талант. Вот у Моцарта он был, а Сальери такого не досталось. Был дан какой-то другой, непременно был! Только он не понял, не нашел его, а пытался добиться того, что не добывается, а даётся.

— Ну, это как-то несправедливо!

— Почему же. Это просто данность. У каждого своя. Ты знаешь, что такое талант в первоначальном смысле ?

— Ну, дар… Вот петь или танцевать… Или рисовать ещё…

— Нет, талант — это монета.