И хочется и колется

Кажется, только это спасло меня от катастрофы. Мы кое-как собрали останки приказавшего долго жить горшка, перенесли остаток вещей и наконец-то выдвинулись из дома прочь.

После нас остался хаос и геенна огненная, но мне плевать. Под конец Лилька уже не о своём кактусе печалилась, а обо мне. Но жалость мне её ни к чему.

– Ген, то есть папа, – говорит в машине Костик. – Ты бы маму слушался.

– Что, так всё плохо? – спрашиваю, пытаясь не прикрыть глаза.

– Может быть и хуже, но лучше не надо, – изрекает мудрое дитя, и мы, после того, как заводим его в детский сад, отправляемся в больницу.

Идея с водителем была хорошей. Нужно почаще практиковать. Я всецело в Лилькиных руках, она руку ко лбу прикладывает. Тревожно смотрит в лицо. Красота. Ради этого можно и поболеть.

– Постельный режим! – отрезал хирург. – На больничной койке в идеале. В любом случае, вы нуждаетесь в процедурах, которые помогут избавиться от рожистого поражения.

Это так моя красная нога сейчас называется: поражённая рожей. Неплохо звучит, смешно.

– Доктор, скажите что-нибудь хорошее, – прошу я хирурга. Тот не теряется и посылать меня не спешит. Но в частной клинике посыл был бы равен потере работы, поэтому я ловлю его внимательный взгляд.

– Нагноения нет, – говорит он задушевно. – И это для вас очень хорошее известие, поверьте.

И я верю. Мы с Лилькой отправляемся домой. Болеть. Она на работу рвалась, но кто ж её отпустил? Я болею, а она меня бросит? Ни за что. Будем страдать вместе. Я болеть ею. А она болеть со мной. Пока не заразится. Это сейчас самый важный пункт.

На обратном пути из клиники меня поймал звонок из лучшего моего салона мебели.

– Геннадий Романович, – осторожно проблеял заведующий. – Тут какая-то сумасшедшая старуха утверждает, что она – ваша бабушка, и требует скидки в тридцать процентов.

– Это моя бабушка, – покрыл я льдом бедного заведующего. – И я бы не советовал вам кидаться опрометчивыми эпитетами в её адрес. Ни в глаза, ни за глаза. Сделайте ей скидку, какую попросит. Пусть берёт, что хочет. Потакайте. Лишь бы осталась довольна.

Джина осталась в восторге. Особенно ей понравилось руководить грузчиками, которых она заставила старьё вынести, а новьё поставить так, как она хотела. Впрочем, никто не роптал. Всех удовлетворил творческий процесс, хорошо приправленный шелестом купюр.

– Домработницу свою уволь, – заявила она. – Везде пыль, еды нормальной в доме нет.

Этим она тоже занялась. Пылью и едой. Не сама, конечно, а очень спорыми, как оказалось, руками Лолиты, которая и убирала тщательно, и готовила вкусно.

– А ты болеть надумал, Гена? – поинтересовалась милая бабуля, без стука въехав ко мне в комнату. Точнее, уже к нам.

– Да вот, – махнул неопределённо рукой, пытаясь разлепить глаза: неумолимо клонило в сон после всех этих падений температуры и пилюль.

– Все болезни лечатся хорошим сексом, – зыркнула она на Лильку и заявила: – Вы думаете, почему я умираю? Потому что одинока. А будь у меня кто, я б ещё пару десятков лет протянула всенепременно. И вообще. Женское одиночество вредно. А женатые мужчины живут дольше.

– По-моему, она всё знает, – вздохнула Лилька и рухнула рядом со мной на кровать. Вытянулась задумчиво. Я ткнулся лбом в её плечо. Хорошо-то как.

– Мы не можем знать наверняка. А у старушек в голове чего только нет. Вся эта мудрость, накопленная веками, вылезает из них когда надо и не надо.

– Ты бредишь, Северин.

Да, тобою, – хотел сказать я, но не стал. Я дышать на неё боюсь. И вообще. Сейчас что-нибудь брякну, и консуммация брака опять будет под угрозой срыва. Нет уж. Я лучше помолчу. Молчание – золото.

У меня на подоконнике теперь кактус. В новом горшке, со специальным грунтом для суккулентов. Я выучил. Лиля умная, всякие суккуленты знает. Слово какое-то… ругательное, но вслух я этого тоже не скажу, потому что кактусы, как это ни печально, она любит куда больше, чем меня.

Лилия

Генка наконец-то уснул. Беспокойный пациент. В клинике я договорилась о процедурах на дом с завтрашнего дня. Какие там все вежливые и милые. И я бы Генку туда на недельку сбагрила. И ему бы спокойствие, и окружающим – благодать.

Юлька позвонила, когда и я уснуть попыталась. Меня страшило совместное проживание со старухой, которая чем дальше, тем активнее включалась в нашу жизнь. Ещё суток не прошло, а она уже вовсю изменила окружающий ландшафт до неузнаваемости.

Я выползала из-под тяжёлой руки Крокодила, а он всё норовил меня к себе прижать. Юлька, не сдаваясь, трезвонила с упорством носорога. Хорошо хоть у меня хватило ума телефон на беззвучный режим включить.

– Ты что не звонишь, подруга! – кричит она в ухо, как только я отвечаю. – Как в воду канула! Я ж тут переживаю, наверное? Или как?

Я чувствую себя последней скотиной. С тех пор, как мы переселились к Крокодилу, мы разговаривали всего раз и то на ходу.

– Да всё нормально, – бормочу тихо. – У нас тут осадное положение. Всё сложно – если можно так сказать.