И хочется и колется

Чёрт. Ему бы пока не нужно видеть то, что творится в офисе. Но рано или поздно он всё равно туда попадёт. Мне бы, правда, хотелось, чтобы он увидел уже конечный результат, а не «стройку в процессе», когда ещё ничего не понять, что будет, а пока выглядит ужасно. Но уже ход «истории» не переломить.

Котя и Дима спят вповалку, как бойцы. Костик просыпается, Димон – ни в какую. Одеяло на себя тянет, мычит, голову под подушку прячет.

– А он полночи монсгов мочил, – закладывает нового «друга» с потрохами мой сын.

– А ты? – подозрительно щурюсь.

– А я спал, – глаза у сына честные-честные. У кое-кого я такие уже вчера видела. – Ну, совсем чуть-чуть, мам, – дует он губы и хлопает ресницами под моим очень пристальным взглядом.

Всё с ними понятно. Костик ещё врать не научился, но, смотрю, талант везде найдёт способ себя применить. Особенно, когда есть отличные учителя. И уже вчерашние слова Крокодила о Димке не кажутся мне бредом.

– А ну, подъём! – гаркаю я, сдирая с Димки одеяло.

– Лиль, ты чего? – да-да, вчера я разрешила ему на «ты». «Брат» всё же, как-никак.

– В школу? – пронзаю я его рентгеновским взглядом.

– Математичка заболела, географичка ушла в декрет, – честно врёт мне этот юный геймер. – И вообще у меня стресс, а в школу очень далеко, я всё равно опоздаю, так какая разница? – пытается он меня уговорить, понимая, что я не повелась на его мнимую честность.

– Вставай, математичка с географичкой. Мы тебя на машине отвезём, господин граф. А заодно узнаем про массовый падёж учительского состава.

– Мою маму надо слушать, – вздыхает мудрый Котя. – Лучше вставай, Димыч, она не отстанет. А так позавтгатать успеем.

Слово «завтрак» творит чудеса. В ванной, правда, эти два деятеля устроили свинарник, но зато проснулись, умылись, настроение – из ушей лезет. Завтракали с таким аппетитом, словно за ними кто гнался. Джина смотрела на Диму с высокомерной брезгливостью. Я вдруг поняла, что при всей моей толерантности и уважении к её умирающему телу, хочется сказать что-то резкое. И, наверное, я всё же это сделаю. Позже. Когда детей дома не будет.

Димка старательно делал вид, что бабуля наша – пустое место. Ему это удавалось преотлично. Но у меня после нашей вчерашней стычки с Генкой третий глаз открылся. Я стала замечать то, на что вчера не обратила внимания.

– В машину! – командует мой Кактус.

– Ты хоть знаешь, куда меня везти? – скучным голосом интересуется Димон.

– Знаю. Мы с матерью вчера успели об этом поговорить. В двух словах. Поэтому, будь добр: без выкрутасов и прогулов. Ты же не хочешь огорчать мать с больным сердцем? Тем более, мы сегодня её в клинику переводим.

Это запрещённый приём. Димка сразу сникает. Но ненадолго. Его душевное равновесие трудно покачнуть, особенно, если он не хочет, чтобы видели его слабость. Несколько минут – и он снова улыбается, смотрит на мир честными невинными глазами. И просто нереально не попасть в зону поражения его обаяния.

– Видела? – спрашивает меня Крокодил, как только мы забрасываем его в школу, а я всё же интересуюсь расписанием. Математичка с географичкой на месте. Правда, не первым и не вторым уроком. Я фотографирую расписание на неделю, успеваю перекинуться двумя словами с классным руководителем.

– Степанов, ты что опять наплёл? – кричит она ему вслед. – Аделине Робертовне через неделю – шестьдесят два, какой декрет?!

Естественно, всё это слышит и Генка, который в школу вместе со мной отправился. Он ни во что не вмешивался, лишь молчаливым столбом следовал за мной, но, естественно, не пропустил ни единого слова.

Признаться, что я была не права, трудно. Точнее, невозможно. Пф, ещё чего… Это всё равно что в плен сдаться. В этот момент я вспоминаю, что ненавижу Крокодила, и вообще собиралась ему весёлую жизнь устроить. Мысль бледная и слабая. Уползает под плинтус – я даже зацепиться за неё толком не успеваю, чтобы немножко прокачать боевой дух.

– Он – ребёнок, – сжимаю упрямо губы. – А ты не интересовался им никогда, хоть Дима твой брат, а мама твоя тянула его, как могла.

– Я ей помогал! – рычит сквозь зубы Кроко.

– Ну, да. Деньги. Это очень важная помощь. А дети растут без отцов.

Не знаю, оно само вырвалось. Генка задохнулся. Рот открыл, но ничего не сказал, лишь сердито сверкнул синими глазищами. Собственно, я его не упрекала, нет. И вообще он Костю за сына по-настоящему не считает. Так, на время, понятное дело. Но слова мои Генка воспринял с обидой. И молчал до самого офиса. Точнее, не разговаривал со мной. По телефону ещё как беседы вёл. Не умолкая. Ещё бы. Господин генеральный директор.

– Я поговорил со Светланой Васильевной, – заявляет мне Кроко, открывая дверь машины и подавая руку, – с сегодняшнего дня ты работаешь до обеда. По сокращённому графику.

– Это ещё почему? – шиплю я, пытаясь идти ровно и не подпрыгивать от ярости. Будь неладен этот офис! Если бы не пристальное внимание со стороны сослуживцев, я бы уже стояла, как базарная баба, уперев руки в боки, и скандалила бы с яростью бегемота. – Это дискриминация, Северин!