И хочется и колется

– Вы шутите, Геннадий Романович? – тихо-тихо, как ангелица небесная.

– Отнюдь. Я серьёзен как никогда. Приступайте. Смените одежду на рабочую – и вперёд. Оклад тот же. Обязанности те же. Но коль у вас столько свободного времени – дерзайте. Покажите, как нужно правильно, а главное – аккуратно работать. Чтобы пыли было меньше, грязи, а нашему уважаемому техперсоналу не приходилось надрываться. А девочкам я премию выпишу. И вам могу. Если заслужите.

– Я… уволюсь, – дрогнул у Гепарды голос.

– Ваше полное право, – у меня ни один мускул не дрогнул. – Я скажу Светлане Васильевне, чтобы приготовила приказ?

Она не знала, что делать. Металась между молотом и наковальней, образно говоря. И работу ей терять не хотелось (ещё бы), и унизиться (по её мнению) – тоже.

– Не нужно! – выкрикнула она. Здравый смысл победил: Евангелина отправилась переодеваться.

– Лиля! – позвал я жену, как только Гепардовна скрылась с глаз моих. – Заканчивай, нам пора в больницу.

Она распрямилась. Руки в земле. А у меня взгляд упал туда, где она только что трудилась. Упал и прилип. Она что-то такое творила. В смысле – проявляла творчество. Это походило на картину. Шедевр. Что-то такое… необыкновенное.

– Эх, – с досадой хлопнул себя по колену обломок пиратского рода.

– Предлагаю посильную помощь, – решил я зарыть топор войны (правда, со мной никто не воевал, но меня это не останавливало: мой топор, хочу и машу им. Зато я готов к любым неожиданностям). – Лиле необходимо уйти, а вот Евангелина Гербертовна пусть и не равноценная замена, зато очень грамотный, а главное – квалифицированный работник. Знает всё о правильной организации труда, а главное – готова помочь от всей души.

– Вы это серьёзно? – у Лилькиного напарника даже щека дёрнулась.

– Вполне. Евангелина Гербертовна переодевается и буквально через пару минут готова будет работать в поте лица. Не стесняйтесь. Эксплуатируйте на полную катушку.

То, как посмотрел вглубь коридора господин пират, сказало мне о многом. Он её ждал, как нетерпеливый любовник ждёт прекрасную, но не совсем достижимую мечту. Кажется, я невольно подыграл.

– Благодарю от всей души! – сверкнул белоснежными зубами этот мачо и картинно приложил руку к сердцу.

Лиля и Евангелина появились почти одновременно. Было на что посмотреть. Моя красавица трясла кудряшками и светилась. Гепардовна в бирюзовой униформе походила на мрачную тучу. Но то, как сиял Лилькин напарник, затмило их обеих.

– Ты что наделал, Крокодил? – толкнула меня в бок моя драгоценная жена. – Они ж друг другу глаза выцарапают.

– Думаю, он справится. Тем более, кажется, он даже предвкушает. Кстати, как там его?..

– Бандита? Сергей зовут.

Бандит. Очень подходит.

– Думаю, его бригада тоже заслужила премию. И Гепардовне выпишу, если постарается.

Лиля вздыхает, а у меня настроение поднимается ещё выше. Хотя куда уж выше. Я и так почти летаю – землю под ногами не чую.

Но у нас впереди – ответственная миссия. Я придирчиво оглядываю Лилю.

– Что-то не так? – пугается она и украдкой проводит ладонью по носу.

– Всё так. Но будь поласковей: тебе сейчас предстоит познакомиться с моей мамой.

– Я должна ей понравиться? – фыркает моя несерьёзная жена.

– Желательно, – киваю я, а сам думаю: в принципе, если весь мир ополчится против Лильки, я найду силы надавать этому миру по морде, чтобы не смел даже смотреть косо, а не то, чтобы ещё и войной идти!

 50. Здравствуй, мама

Лилия

Ни Генка, ни Димка на мать не похожи. Мать у них другая совсем. Не красавица, но взгляд на себе останавливала. Чистая тонкая кожа – нежная, склонная к румянцу и раздражению от любых погодных условий. Глаза зелёные, а ресницы такие густые, что не нужно косметикой пользоваться. Глазами, наверное, она и притягивала. А так… средняя. Роста невысокого, формы обычные, без выдающихся особенностей.

Генка, как любой мужик, особым тактом не страдал и не считал нужным мать подготавливать.

Мы только в палату вошли, как он с порога:

– Привет, мам. Это Лиля, моя жена.

У Генкиной мамы брови выщипаны в тонкую ниточку. Немодно, но ей очень идёт. Брови её взмывают вверх, к чистому высокому лбу. К зачёсанным наверх волосам.

– Я почти шесть лет женат, мам. На Лиле.

Мать руку к сердцу не прикладывает, и я перевожу дух. Как-то он резко чересчур, на мой взгляд. Я думаю о том, что не знаю, как её зовут. Ситуация – лучше не придумаешь.

– Здравствуй, Лиля. Меня зовут Полина Андреевна.

Мама его всё поняла. Мне почему-то стало стыдно. За Генку. За себя. Ворвались, трах-бабах. А она болеет. Сердце.

– Добрый день, Полина Андреевна.

Взгляд у неё добрый и мудрый. Теплом веет. Мне вдруг заплакать захотелось. Маму вспомнила. А ещё подумалось: ладно, перед Джиной мы ломаем комедию. А с матерью-то зачем ему нужно было меня знакомить? Только потому, что Димка расскажет, что мы живём вместе? Мало ли с кем живёт Кроко? Тем более, что с матерью, как я поняла, он почти не общается.

– В общем, мы тебя в клинику забираем. Обследование пройдёшь, лечение назначат. А за Димку не беспокойся. Всё у него есть. Чего нет – будет. И в школу он будет ходить как миленький. Мы проследим.