И хочется и колется

– Никакой дискриминации. Зарплата у тебя осталась той же, но работать ты будешь меньше. У тебя других дел хватает выше крыши – раз, во-вторых, я не желаю, чтобы моя жена приползала домой тряпка-тряпкой и не находила сил ни на сына, ни на борьбу с юным и древним поколениями. Не забывай: у нас ещё мама моя в больнице. Я понимаю, что ты не обязана. Но я тебя просто прошу. По-человечески. Из-за болезни я отсутствовал. А есть дела, которые требуют моего пристального внимания.

В общем, он просил. А когда Северин просит, а не приказывает, отказать ему трудно. Для меня – невозможно. Всё же он мой, хоть и деспот временами.

– Ладно, – соглашаюсь, – но учти: если мне будет нужно, я всё же буду задерживаться. Хоть иногда. У меня, знаешь ли, тоже есть дела, которые требуют моего непосредственного и вмешательства, и присутствия.

– Знаю я твои дела, – бурчит мой Крокодилище, – вон, уже рукой машет, потомок Моргана и капитана Флинта.

Я фыркнула. Это смешно. Генка ревнует меня, что ли?..

– Беленькая, поспеши! – гаркнул Серёга, и я почти рванула ему навстречу, когда властная рука моего Кактуса поймала меня в полёте, остановила, и пока я думала, что Северин забыл на этот раз, он склонился и, никуда не спеша, со вкусом поцеловал меня в губы.

– Хорошего рабочего дня, Лилия Северина, – дёрнул меня за кудряшку этот му… муж мой драгоценный.

– И вам не хворать, Геннадий Романович! – пожелала от всего сердца и побежала-таки трусцой к Бандиту. Под градом, артобстрелом нескольких десятков глаз.

49. Офисные баталии

Геннадий

Обожаю её дразнить. Это десерт, от которого – приятное послевкусие. Смотреть, как она сердится, как сверкают её глаза, как дрожат от возмущения спиральки волос, как Лилька губы сжимает и кулачки. М-м-м… Наслаждение.

К сожалению, десерт – блюдо элитное, подлежит строгой дозировке, а то если увлекусь, могу и без сладкого остаться. А я на это не согласен категорически. Я, можно сказать, только сейчас по-настоящему вкус семейной жизни понимаю и ощущаю.

Я разделывался с делами, как лев: р-раз лапой – и многомесячная тягомотина с договором на поставку мебели решилась. Два лапой – и документы по поставкам фурнитуры легли на стол. Заодно заместителей своих в чувство привёл, персонал построил, сеть магазинов встряхнул. Ничего, это только начало. Я ещё устрою визиты вежливости, проверю работу на местах. Сюрприз!

Я вдруг понял вкус жизни. Внутри пел саксофон – хриплый и немного развратный. Как-то я в последнее время скучно жил, без огонька. Нет, дело своё любил, но нет-нет, но посещала меня мысль: а для чего всё это? Я вроде как многого добился и застрял в тупике: развиваться есть куда, но зачем? Бизнес стабильный, прибыли приличные, вес имею, за границей засветился, начали изготавливать мебель на экспорт.

Всё есть, а душа скучала. И вот наконец я встряхнулся, ожил. Увидел новые горизонты и перспективы. Мне открылись простые истины. А всего-то мелочи не хватало, чтобы глаза протереть и увидеть жизнь не через мутное запотевшее стекло, а по-настоящему, во всех красках, со всеми мельчайшими деталями.

Нет, укус рыжего кота – это, знаете ли, вещь. А Лилия Северина – это драгоценность без ценника. У меня, можно сказать, новая жизнь начинается.

Попутно я договорился, чтобы нам кровать для Димы привезли. Захочет – я его в отдельную комнату поселю. Пока мать в больнице, пусть чувствует себя комфортно. А с Джиной я поговорю. Мой брат не виноват, что наша мать когда-то чем-то Джине не угодила.

Отправку матери в клинику я доверить никому не мог. Пусть я плохой сын, но всё же у меня не кусок ледышки в груди, а сердце.

Собирался с утра, подгадал под обед, чтобы и Лилю с собой забрать. А то знаю я: пока у меня дела, она тут и ночевать останется.

На разгромленный холл я старался не смотреть. Нет, с нервами у меня всё в порядке, но всё же это мой офис. Я к нему привык. А то, что они творили с этим шрамированным типом, логике не поддавалось.

– Придётся техперсоналу доплачивать, – заметила вскользь Евангелина Гербертовна. – Выполняют тройную работу – из-за вечной грязи полы моют три раза на день.

Она пренебрежительно кивает в сторону холла, где кипит работа. И… как-то слаженно у них. Организованно. Без спешки и суеты. Кто-то камни выкладывает, кто-то грунт загружает, а Лилька моя стоит попой кверху в штанишках ярко-оранжевого цвета (где она только такие откопала!) и… сажает?!

Я моргнул. Потом заметил, как презрительно кривит губы Гепардовна. Правильно её Лилька припечатала.

– Вы бы жену свою приструнили немного, Геннадий Романович, а то произвол какой-то, ей-богу.

И всё. Меня накрыло взрывной волной.

– Вот что, Евангелина Гербертовна, я смотрю, вам заняться нечем, раз вы торчите здесь беспрестанно и наблюдаете, оценочные мнения выдаёте. Судя по всему, у вас очень много свободного времени, а поэтому поступайте-ка под руководство моей жены. Поможете цветы сажать или что они тут делают. Раствор мешать. Камни подавать. Рабочие руки всегда нужны.

Гербертовна набрала полную грудь воздуха. Хотела возмутиться. Даже щёки надула и медленно выдохнула.