– Одиннадцать без пяти, – странная просьба его не удивила, мало ли что спросит человек, которого накрыло артобстрелом.
– Восемь, – еле слышно сказал Трифонов.
– Что «восемь»? – удивился командир, наблюдая, как немецкая цепь наползает на его роту.
– Восемь часов, как ты меня разбудил.
– Давай, Коля, – неожиданно мягко сказал Волков, обычно спокойный и насмешливый.
Трифонов усмехнулся, подхватил карабин и вылез из окопа. До позиций третьего взвода отсюда почти километр – придется поднажать. Пригибаясь, он побежал по перепаханному снарядами склону.
– Товарищ капитан, разрешите обратиться?
– Не разрешаю. Нечего болтать, по сторонам лучше смотрите и слушайте.
– Есть.
По сумеречному осеннему лесу ехали шесть всадников. По двое в ряд – больше не поместятся на просеке, да и то иногда приходилось выстраиваться гуськом. Четверо – молодые, крепкие, одеты в добротные ватные куртки и такие же штаны, горло закрывают высокие воротники шерстяных свитеров. У одного на груди висел новенький ППШ, трое других были вооружены «трехлинейками», у каждого на поясе – кобура с пистолетом и нож. Выправка выдавала в них военных, но чувствовалось, что на конях этим воинам непривычно. Впереди ехал человек лет тридцати пяти в обычном крестьянском тулупе, перетянутом, правда, портупеей, и такой же обыкновенной шапке с ушами. Лицо его – спокойное, даже сонное, выдавало, тем не менее, привычку командовать. Из оружия у всадника имелся ППД с грубовато, но надежно сработанным самодельным прикладом, немецкий «вальтер» и опять же нож. Замыкал колонну низкий, широкий мужичок-бородач на мохнатой крестьянской лошадке. За спиной у мужичка висела длинная старая пехотная «мосинка» образца 1891 года[7].
– Петр Николаевич, сколько еще? – спросил через плечо человек в тулупе.
– Полверсты, не больше, Павел Лексеевич, – ответил мужик и, посмотрев на небо, добавил: – Как раз совсем рассветет.
Конь бойца, что ехал рядом с человеком в тулупе, споткнулся, и седок перелетел бы через голову, но сосед схватил коня под уздцы и потянул его голову вверх. Неудачливый всадник, упавший на шею животному, нашел потерянный повод и, выругавшись вполголоса, зашарил ногой, ища стремя.
– Надо смотреть, куда направляете лошадь, товарищ младший лейтенант, – спокойно заметил тот, кого звали Павлом Алексеевичем. – Если оступится, особенно на скаку, вытягивайте поводом.
– Есть.
Младший лейтенант принял выговор, не делая ни малейшей попытки оправдаться хотя бы отсутствием опыта: он сидел на коне второй раз от рождения, а езда по ночному лесу – серьезное испытание и для опытного всадника. И дело было не только в том, что военный человек повинуется приказам без обсуждений. Всего срока военной жизни младшего лейтенанта Антона Говорухина было три месяца, до войны он даже не служил в армии. Просто в капитане Чекменеве было что-то… Что-то особенное, заставлявшее повиноваться беспрекословно.