…И мы станем единым целым. Благодаря и вопреки. Так вот она какая – любовь!

– Мы его сейчас погрузим на лошадь и отправим восвояси, да так, чтобы все видели. А сами ускачем в другую сторону. Мол, всё тип-топ, честная сделка и всё такое.

– А как же остальные его камушки?

– Блин, Гэлл, дослушай до конца! Мы сделаем кружочек и догоним его, так чтобы нас никто не видел. Заберём ожерелье, а самого пристукнем каким-нибудь камнем, вроде как лошадь его скинула, и он неудачно свалился. А потом быстренько вернёмся в полк, как ни в чём не бывало!

– Чёрт, Фин, ты – гений! И шкурки, и камешки при нас, и лошади целы!

– Не, лошадь мы ему оставим.

– И зачем мертвецу лошадь?

– Нет, ты всё-таки, тупица, Гэлл! Чтоб картина правдивой казалась! Упал сам, лошадь рядом. Сечёшь?

– А как же капрал?

– А капралу мы отдадим мешок со шкурами.

– Как, все? А как же подарок моей Мэри?

– Да ты Мэри за наши камешки дворец подаришь, не то, что драный воротник!

– И то правда! Только шкурки всё равно жалко!

– Не жадничай! Поговорку слышал: жадность фраера сгубила? Капрал к нам за этот мешок, знаешь, каким добрым станет! Ты же хочешь дожить до конца войны? То-то! Только смотри, Гэлл, про камешки – никому! Спалишься – беды не оберёмся!

– Да я про них вообще забуду!

– А вот это самое правильное!

Приятели ещё пообсуждали куда они припрячут ожерелье, пока тащили бесчувственное тело индейца и укладывали на лощадь. Потом хлопнули её по крупу и даже громко пожелали счастливого пути, чтобы трактирщик, вышедший вслед за ними на крыльцо и с подозрением наблюдающий за их действиями (приказ о «дружбе» с индейцами касался и его тоже, и ему не нужны были неприятности с властями), мог свидетельствовать, если что, в их пользу.

Через час, когда приятели, сделав приличный круг, догнали индейца, лошадь, никем не управляемая, мирно паслась на опушке леса. Тело индейца всё также было перекинуто через её круп. Приятели отвели лошадь поглубже в лес, скинули индейца на землю и принялись искать подходящий камень, что в темноте ночи, да ещё в лесу, сделать было не так-то просто.

Финис взвесил в руке камень, о который он споткнулся, решил, что он вполне подходит для осуществления задуманного, и наклонился над лежащим на земле телом, приноравливаясь, как бы половчее ударить. Он даже не успел удивиться, когда точный удар ножом прямо сердце, прекратил его земное существование.

А вот Гэлл застыл от удивления, когда вместо друга, которого он окликнул, когда услышал звук чего-то упавшего, из-под лошади вынырнул целый и невредимый индеец. Его тёмный, высокий силуэт на фоне звездного неба испугал тщедушного, низкорослого Гэлла, и он сначала попятился, а потом попытался бежать.

Раздался выстрел, и острая боль пронзила ногу Гэлла. Он схватился за раздробленную пулей коленную чашечку, завыл и начал кататься по земле. Нэпэйшни с презрением наблюдал над позорным поведением бледнолицего, не достойного звания мужчины.

Гэлл выкрикивал проклятия, а когда заметил, что индеец не уходит и по-прежнему держит его на мушке пистолета, сменил тактику и начал взывать к его милосердию, начисто забыв, что индеец его вряд ли понимает. Он предлагал индейцу забрать лошадь, все свои меха, только оставить ему жизнь. Упоминал старенькую мать, маленькую сестру, любимую невесту…

– Да, знаю, – произнёс спокойно Нэпэйшни, – Дори твоя невеста. Теперь она моя жена Анпэйту.

– Какая к черту До… – начал говорить Гэлл, но остановился на полуслове, вдруг осознав, что варвар разговаривает с ним по-английски, – А-а-а-а! – закричал Гэлл, – Дьявол! Оборотень! – и попытался уползти.

Нэпэйшни не знал значения последнего слова, но ему это было совершенно не интересно. Он хладнокровно выстрелил трусу в спину и тем закончил его никчёмное существование. Любимая была отмщена.

Анпэйту ещё раз рассказала Нэпэйшни свою горькую историю, когда они научились понимать язык друг друга. Он сам её об этом попросил. Так что, когда один из солдат упомянул имя Гэлл, участь обоих была решена. Дальше Нэпэйшни оставалось только внимательно вслушиваться в их разговор, наблюдать, подыгрывать на ходу и планировать месть, подстраиваясь под планы противника.

Труднее всего было в трактире. Там ему пришлось выпить много огненной воды. И, хотя, его предупредили о её действии, и он запасся мощным амулетом против опьянения, спрятав аметист внутрь когтя медведя, количество выпитого всё же взяло верх. Нэпэйшни с трудом удерживал сознание. И только свежий ночной воздух облегчил его состояние. Когда солдаты скинули его на землю, он уже был полностью сосредоточен и не пропустил удобный момент для нанесения удара.

То, что вместе с обидчиком любимой – Гэллом, пришлось убить ещё одного бледнолицего, не вызвало в душе Нэпэйшни никакого сожаления и угрызений совести, ведь Анпэйту рассказывала, что тот был не один, а с друзьями. Так что Нэпэйшни был уверен, что его месть попала в точку. Откуда ему было знать, что среди бледнолицых есть много разных людей с одинаковыми именами? И что он убил не того Гэлла…