... и незабудкой цветя (СИ)

Флауи сидит у раскидистого сухого дерева в Руинах, во дворе чужого дома. Он молча смотрит в окна, следя, как порой мелькает там знакомая фигура. До него доносится запах чуть подгорелой выпечки, еле слышный голос, напевающий какую-то песню, лёгкие шаги. Он напряжённо следит, и чувства, сильные и бесконтрольные, рождают в нём бурю.

Он почти привык уживаться с этим. Раньше, когда его звали иначе, Флауи испытывал разные эмоции, но теперь все они носят преимущественно печальный характер. Флауи не помнит, когда в последний раз радовался чему-то, или хотя бы был доволен происходящим. После смерти Фриск мир снова начал рушиться; на время, лишь на время он забыл, что стал цветком, но человек умер, и Флауи снова оказался одинок. Он никогда не считал кого-то, кроме неё, своим другом. Есть Санс, но Санс умирает и отказывается подпускать к себе посторонних. Есть Папирус, но... Флауи передёргивает, когда он представляет их друзьями. Есть ещё мама и папа — он с трудом выговаривает эти слова, — но он не имеет права приближаться к ним.

«Мама», — произносит он тихо, почти беззвучно, вовсе не надеясь, что кто-то услышит и придёт, но в доме вдруг слышится топот. В дверном проёме возникает Ториэль, обеспокоенно выглядывающая во двор; взгляд её направлен выше Флауи, куда-то вдаль, будто она надеется, что за поворотом может оказаться один из её драгоценных детей.

Флауи поспешно наклоняет голову и притворяется обычным цветком. Мама... Ториэль не должна видеть его. Не должна знать его. Он говорит себе это, но раз за разом приходит, чтобы просто поглядеть на неё в окно.

Ториэль кажется ему взволнованной. Она проходит мимо, абсолютно не обращая внимания на цветок, и скрывается из виду. Флауи слышит какие-то звуки спустя несколько мгновений, но боится обернуться, чтобы случайно не выдать себя. Проходят минуты, и Ториэль возвращается; на лице её грустное выражение, в глазах гаснет огонь. Флауи невольно вздрагивает, когда она минует его, направляясь к дому — с рук мамы падает и оседает на землю пепел.

Ториэль хлопает дверью. Флауи больше не видит её силуэта в окне. Он глядит на серую пыль возле себя, ещё недавно бывшую кем-то живым, и думает о маме, думает об отце, о себе и многих других. Когда боль от этих мыслей становится невыносимой, он просто исчезает, намереваясь выбраться из Руин, но это не приносит облегчения.

***

Флауи прячется среди золотых цветов, и капли воды оседают на его листьях, когда Король поливает землю. Он больше не занимается садом, цветы растут бесконтрольно, где попало; подступы к дворцу давно превратились в сплошное золотое поле. Мамин трон, закрытый чехлом, утопает в бутонах, как и трон Азгора; его большие лапы мнут стебли, когда он медленно передвигается по саду, и Флауи незаметно меняет местоположение, чтобы не быть раздавленным.

Папа. Он говорит это про себя, не боясь, что Король услышит: в нём никогда не было маминой чуткости. Он поливает цветы, и взгляд его устремлён вниз, но он пуст и бесстрастен. Душа Фриск ничего не смогла для него сделать. Кто бы смог излечить его боль, спрашивает себя Флауи? Боль от потери детей, жены, от вечного заточения под землёй? Флауи не винит Азгора ни в чём, когда видит его опустошённое лицо, его тяжёлую медленную поступь. Король садится на трон, подпирая голову рукой, и закрывает глаза; сквозь грязно-белый мех с трудом пробиваются редкие слёзы, теряющиеся в бороде. Азгор не издаёт ни звука, и Флауи дышит как можно тише, и боль заново сворачивается в нём, ещё сильнее, чем раньше.

Он хочет снова стать собой. Стать Азриэлем. Не потому что он скучает по этой форме, не потому что быть принцем радостней или лучше, просто... это проще. Флауи ощущает эмоции других в несколько раз острее, будучи цветком, и это приносит много проблем, когда он видит чужие страдания. Сперва Фриск. Затем Санс. Папирус, мама, папа... Он чувствует их. Видит их. Всё, всех.

Он не выносит этого и исчезает из дворца, никем не замеченный, оставив после себя пустое место. Он сам — пустое место. Лишь форма, забитая не своими эмоциями, не своей болью. Флауи давно разучился отделять себя от других, и это единственная печаль, которую он честно может назвать своей.

***

В Водопаде полумрак и тишина. Флауи слышит лишь отдалённый шум падающей воды, да тонкий отзвук музыкальной шкатулки, сидя среди высокой тёмной травы, что качается из стороны в сторону под порывами ветра. В этом удалённом от дорог месте никого нет, кроме него и Папируса, который сидит у противоположной стены, не зная, что Флауи неподалёку. Сперва цветок хочет исчезнуть и отсюда, потому что Папирус — не тот, чьи эмоции ему бы хотелось переживать. Но здесь спокойно, и знакомая печальная мелодия навевает воспоминания, и так приятно шуршит трава, касаясь его лепестков. Флауи закрывает глаза, притворяясь, что он здесь один, и на несколько минут сознание его становится белым чистым листом.

А потом он слышит голос Фриск, и мир разрывается, разрывается пополам без промедления.

— Он любит тебя, — говорит она ласково, — я знаю, он любит. Только не показывает.