...И никто по мне не заплачет

И тут всех мальчишек мороз подирал по коже — Густав Мюллер был так храбр, что, смотря по настроению, мог и остаться сидеть за партой. В таком случае господин учитель неторопливо направлялся к нему и за волосы тащил его к кафедре. Иногда Густав, скособочившись, покорялся ему, а иногда хватал учителя за руку и пытался оспаривать его право на свой вихор. В конце концов победителем все-таки оставался учитель и торопливо колотил мерзкого мальчишку бамбуковой палкой. Затем урок продолжался. Но после конца занятий Мюллер Густав в свою очередь дубасил Фикентшера. И так как это повторялось довольно часто, последнего осенила светлая мысль — уходить из школы вместе с учителем, с которым ему было по пути чуть ли не до самого дома.

Однажды у господина учителя выдался прескверный день. Досадила ли ему домоправительница или в этот день неблагоприятно стояли звезда, но факт остается фактом: учитель пребывал в весьма раздраженном состоянии. В этот день взаимостояние звезд ничего доброго не предвещало и ученику Мюллеру. В перемену он в своей непомерной резвости нарисовал на доске учителя. Попросту отнял у Фикентшера мел да еще дал ему щелчка по умной голове. Портрет получился очень недурной, только подбородок был слишком длинен. Это, видно, заприметил и учитель, вернувшийся после завтрака. На этот раз он так дернул за вихор хронического грешника, что тот не смог оказать сопротивления. Ученик Мюллер был поставлен у передней стены, возле батареи парового отопления.

Не двигаться с места, Мюллер! — сказал учитель голосом серьезным и строгим. В тот день была среда, и двустволка в зеленом чехле висела на географической карте.

Правой рукой господин Целлер снял ее со стены, потянул за тесемку, продернутую в футляр, и он открылся. Учитель вытащил оттуда грозу диких уток о двух угрюмо сверкающих стволах. В классе стало тише, чем во время «Dominus vobiscum»[6]. Никто не шаркал, не толкался, не пыхтел, не чихал и не кашлял. Густав Мюллер стоял у батареи, как некогда Балтазар Гиммельрейх в игре в Вильгельма Телля, молчаливо и неподвижно. Учитель сказал:

Ну-с, ученик Мюллер, пробил твой последний час! Кувшин ходит по воду, пока не разобьется.

И господин Целлер взвел два больших курка, щелкнувших громко и холодно. Лицо ученика стало грязно- зеленого цвета, учитель же вскинул ружье и прищурил один глаз. На задней парте кто-то заплакал. А Густав Мюллер не своим голосом бросил в стеклянный воздух:

Вы не смеете, господин учитель, не смеете!

В это самое мгновенье дверь распахнулась и в класс вошел субтильный старший учитель Краус, с несколькими гладко прилизанными волосками на черепе. Ученик Мюллер скользнул спиной по батарее и сел на пол. Это и для него было, пожалуй, многовато.

А маленький учитель Краус говорил учителю Целлеру, который вдруг приобрел весьма комический вид:

— Ну, доложу я вам, господин коллега, ну, доложу я вам...

И увел своего коллегу в учительскую, а занятия в классе в этот день вел младший преподаватель Майер, и еще последующие три дня, покуда вновь не появился учитель Целлер. Невеселое времечко было у него позади, потому что эта история дошла до попечительства, а может, и еще выше. С этого дня Фриц Фикентшер больше не получал мела для записи фамилий нарушителей порядка, а также подзатыльников от своего соученика Мюллера. Записывать теперь велено было Эйзенрейху Иоганну, и потому доска всегда была чистой. Но «расстрел» совершенно не помог Густаву Мюллеру, он по-прежнему оставался «трудновоспитуемым».

Но чем он был на самом деле, многие из друзей его детства узнали лишь позднее, когда школьник Густав Мюллер стал профессиональным боксером и из тридцати восьми встреч проиграл только одну — широкоплечему мулату, который прибегал к недозволенным приемам и звался Зикки.

И опять была суббота. Сначала мальчишки с Мондштрассе искали майских жуков на лугу у Изара. В марте, собственно, майских жуков не бывает, но Наци сказал, что где-то ведь они должны быть, наверно, сидят под дерном, в мае же проделают маленькие дырочки и вылезут на свет. А майский жук в марте штучка не менее ценная, чем земляника в декабре. Жуков, которых они поймают, Лео должен был в воскресенье продать у входа в Зоологический сад. Туда ведь приходит множество богатых людей со своими бледными, глупыми неженками детками, которым ни за что на свете не поймать майского жука, а иметь, небось, хочется. Этим высокопоставленным господам Лео и станет предлагать своих жуков. Самцов по пятьдесят пфеннигов, самочек подешевле — женский пол всегда идет дешевле. На вырученные деньги мальчики собирались купить маску для подводного плавания и ласты, чтобы нырять позади семейных бань, там, где стекает вода, в поисках золотых очков и украшений, уплывших от своих владельцев. Возможно, что они даже опустятся на дно Штарнбергского озера, где затонула яхта короля Людовика: говорят, она лежит на глубине всего семи метров. Возможно, что и так. Очень даже возможно!