Читаем ...И никто по мне не заплачет полностью

Пятьдесят шесть квадратных метров дерна подняли юные обитатели Мондштрассе в поисках майских жуков. Цифра, видимо, довольно точная, потому что именно она позднее фигурировала в протоколе о порче зеленых насаждений, препровожденном дирекцией городского парка учителю Целлеру. Этот протокол он зачитал классу, прежде чем выпороть всех шестерых. И хотя шесть новоявленных зоологов не поймали ни одного майского жука, а нашли только три бледно-желтые личинки, которые сунули в жестянку, платить за потраву им все-таки пришлось. А поскольку ни у Лео, ни у Наци Кестла, ни у Густава Мюллера текущих счетов не было, то расплачивались они собственной шкурой. И сколько ни дубасил учитель по их штанам, деньги оттуда не посыпались. Но это все случилось позднее.

Недели через две, после того как сторож Цирнгибель настиг их за охотой на жуков, вся компания играла в индейцев. Они были в холщовых штанах, с куриными перьями, натыканными вокруг головы, а двое даже держали в зубах столовые ножи! украденные из «Старых времен». В это же время на берегу Изара под надзором господина Цирнгибеля со дна как раз добывали гальку для дорожек пзрка, который он охранял. Гальку насыпали в маленькие железные вагонетки; сегодня был праздничный день, и они стояли, скрепленные цепью по шесть штук, на высоком берегу и отдыхали. Но много ли значит цепь, замкнутая висячим замком с толстенной дужкой, для ребят, играющих в индейцев! Наци, сплошь размалеванный акварельными красками, притащил бревно. Они сделали из него рычаг, коротким концом просунули под цепь, уперлись в него худенькими, но решительными плечами и успели один только раз сказать «Вз-я-яли!» — как вся махина покатилась в тартарары.

Молчаливое Железо, правая рука вождя племени, он же сын чиновника Леера, отпустил тормоз переднего вагона «экспресса Цирнгибель», который, сначала тихонько урча, а потом с диким грохотом, вкатился на деревянный мостик, переброшенный через один из рукавов Изара. Следопыт Смелое Сердце стоял на переднем вагоне и, заметив бревно, которое Лео бросил поперек рельсов, издал пронзительный боевой клич. У Смелого Сердца осталось времени только на то, чтобы выпрыгнуть и с величайшим трудом удержать равновесие на узеньком краешке моста, как произошла катастрофа. На дыбы взвились две первые вагонетки, в щепы разлетелось бревно, трансатлантический экспресс внезапно стал уныло крениться набок и ухнул в трехметровую глубину. Только вода забулькала да покрылась пузырями. Покачиваясь, скрылись из глаз вагонетки, Молчаливое Железо выпустил им вслед бесполезную стрелу, а Мельхиор задумчиво плюнул в уже успокоившуюся стихию. Таков был первый акт мести юных обитателей Мондштрассе сторожу Цирн- гибелю за историю с майскими жуками.

После катастрофы последние могикане ринулись в прибрежный кустарник. С первого взгляда казалось, что все они хромают, но только казалось, дело в том, что вождь Те-кум-се приказал воинам бежать сто шагов преимущественно левой ногой, а следующие сто правой; одна нога, таким образом, всегда отдыхала, и никто не мог бы их настигнуть. Он это где-то вычитал.

В этот день при выполнении разведывательного задания юный Лео Кни стал свидетелем весьма интересного разговора. Он полз на животе и только было собрался раздвинуть уже слегка зазеленевшие кусты, как сквозь ветки и сухие прошлогодние стебли заметил мужчину и женщину, лежавших на одеяле, разостланном на весенней, слегка прогретой земле. Она говорила:

Скажи, что ты подумал, когда в первый раз меня увидел?

Я что подумал?

Да.

Сказать?

Скажи, скажи, милуша.

Я подумал: ну, эта из тех.

Из каких тех?

Из тех, словом, и все.

Нет, ты мне объясни.

Которая много что может и много что стерпит.

Да ты уж, видно, совсем осмелел! — Она сняла у него с воротника волосок, которого на нем не было, и легонько сбила пыль с его незапыленного плеча.

Тут он заметил:

Ты, видать, замужем, а?

А ты почему узнал?

Он рассмеялся и запел: «А ну, давай еще разочек!»

Ох уж эти мне замужние! — Он вынул из кармана коробок спичек, отломил головку от одной, а деревяшку раскусил зубами. Потом, словно про себя, сказал:

А ведь верно говорят: у каждой бабы есть свой секрет, как у колдуна или боксера, которые никому его не открывают, потому что как ни верти, а все обман.

Женщина на одеяле захихикала.

Ты хороший паренек, дорогуша!

А я, знаешь, безработный.

Ну и? Безработный разве хуже на вкус?

Ладно, ладно, что ни говори, а все безработный.

Ты потом сунь руку в карман куртки.

Это еще зачем?

Может, там что-нибудь найдется.

Э, нет, так не пойдет, я только из любви признаю, а нет, так и не надо! Это я тебе сразу говорю, чтоб ты знала, что есть амбах.

Какой еще амбах?

Есть такое словечко в карточной игре...

А-а, я не знала. — И женщина внезапно добавила: — Сладуля...

Он ничего не ответил, а обнял ее за то место, где блузка выскользнула из юбки и виднелась розовая рубашка.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза