...И никто по мне не заплачет

И вот я, которому суждено было быть вашим учителем, отпуская вас в жизнь, хочу дать вам один совет: будьте бережливы, не расточайте запаса радости!

Господь бог каждому человеку, когда он пускается в свой земной путь, дает собой одинаковую порцию радостей, как детям на рождестве раздают одинаковые кулечки со сластями. Некоторые в тот же вечер съедают все без остатка и никакого удовольствия не испытывают, им только становится плохо, а когда на следующее утро они просыпаются с переполненным желудком и противным вкусом во рту, ко всем этим неприятностям присоединяется еще и зависть, потому что у тех, кто поумнее, сохранилось еще много сластей. И если одни, ощутив потребность в сладком, могут утолить ее из своего мудро сбереженного запаса, то другим, жадным, остается лишь, послюнив палец, подбирать крошки, которые, возможно, останутся от тех, благоразумных.

А без радостей человек гибнет.

Радости должны длиться, покуда длится жизнь, так постановил господь бог, и так оно и должно быть. Так вот, дорогие мои товарищи по жизни, ваш учитель хочет преподать вам один совет, и если даже вы скоро позабудете старого учителя Гербера, то, может быть, иногда попомните этот совет: разумно распределяйте радость!

Седоволосый господин с поблескивающим пенсне спустился с подмостков. При этом он снял пенсне и заморгал. На его носу четко обозначились две красные вдавлинки. Он протер стекла свежевыглаженным платком.

У Матчи Коземунд, слушавшей учителя, был рассеянный вид, у господина Руппа — высокомерный, у дворничихи Герлих — такой недоверчивый, словно она хотела сказать: «Да что он там знает?» Затем в зале задвигали стульями, родители поднялись, оправляя свое измявшееся платье. Учителя двинулись к дверям для церемонии прощанья, даже сухопарая фрейлейн Модль и старший учитель не составили исключения. Учитель Гербер каждому пожимал руку и каждую из многочисленных мальчишеских рук либо задерживал дольше, либо жал крепче. И для каждого у него нашлось прощальное слово.

Он говорил:

Фикентшер, у тебя прекрасные способности, используй же их как следует.

Ну-с, Пирцер, до свадьбы твое сердце заживет, конечно!

Рупп, смотри не позабудь в жизни нет-нет да поставить запятую, в сочинениях ты все выпаливал единым духом.

А когда, отвернув лицо, потому что он плакал, приблизился Леонард Кни, учитель Гербер тихонько сказал:

Мальчик мой, мне за тебя страшновато. Вспоминай иногда обо мне.

Лео быстро ушел, даже искоса больше не взглянув на своего учителя. И ни разу в жизни так с ним и не встретился. Когда однажды Лео показалось, что вдали идет учитель Гербер, он вскочил в подъезд и не переводя духу взбежал на четвертый этаж.

В опустевшей классной комнате опять, как и каждый год в этот день, стоял учитель Гербер. Сквозь плохо вымытые стекла он смотрел на улицу, принявшую его учеников и для многих из них ставшую дорогой без цели. Расхаживая из угла в угол, господин Гербер заметил на одной из парт последнего ряда тетрадь для сочинений ученика Бернгарда Герстнера. Она была вся красная от поправок. В задумчивости учитель разорвал ее, что, пожалуй, было не совсем хорошо.

Между тем Лео чуть ли не последним выходил через портал, на котором, окруженная гирляндой каменных яблок и груш, красовалась надпись: «Только для мальчиков».На нижней ступеньке стоял Биви Леер, он сказал:

Ты что сегодня? Мечтаешь?

Я? — остроумно переспросил Лео.

Ну да — ты. Кто ж еще?

Ей-богу, иной раз я сам не свой.

Вот это ты верно говоришь.

Оба смотрели, как Густль Мюллер под восторженный вой нескольких бывших одноклассников два раза наподдал ногой свой школьный ранец, которому он в свое время с помощью кожаной ручки умудрился придать вид портфеля. У остальных сегодня не было с собой ранцев, но Мюллер всю последнюю неделю просто-напросто оставлял свой в парте. Тут Лео сказал:

Вот что, Биви, ты не сердись, мне надо еще заказать в аптеке лекарство для бабушки. Я зайду за тобой попозже.

Да? — недоверчиво переспросил Биви и добавил:— Так, значит, встретимся потом.

Лео внезапно ощутил неодолимую потребность еще раз, в полном одиночестве, пройти по старому пути из школы. Про лекарство для бабушки он солгал, у нее было еще достаточно люминала.