И оживут слова, часть III

Ближе к вечеру мы остановились на ночлег в лесу. Сперва я решила, что это шутка, потому что, несмотря ни на что, не могла воспринимать стремительно темнеющий лес как безопасное место. Однако наш отряд спешился, расседлал коней и разложил костер. Я присела на поваленном бревне, понимая, что скажи мне кто сейчас вставать и отправляться в путь, я бы просто не смогла этого сделать. Я смотрела на весело потрескивавший костер, на воинов Алвара, жавшихся к нему, точно к матери, и отстраненно думала о том, что стихия в тебе — это не просто невероятно, это еще и очень разрушительно. Ансгар сегодня выжигал из них стихию. Я подозревала, что меня затронуло рикошетом, потому что основной удар был направлен на тех, кто несет Огонь. Насколько же больно и страшно было этим людям. Насколько плохо им здесь, без своей святыни, затерявшимся в чужом для них лесу.

Я смотрела на кудрявого и бородатого воина, который давал мне флягу с водой, и вспоминала слова Алвара о том, что они способны чувствовать боль от огня. Но сейчас этот воин касался пламени и не убирал руки, не отводил от него глаз, а свернувшийся клубком на плаще и неловко вытянувший сломанную ногу Вран бездумно перекатывал в пальцах красный уголек.

Рядом со мной на бревно тяжело опустился Миролюб. Повернувшись к нему, я увидела протянутую лепешку.

— Поешь.

И хотя есть мне не хотелось, я приняла лепешку и, отломив половину, вернула ему. Он криво усмехнулся и стал не спеша ее жевать.

— Скоро уже дома будешь.

— Зачем меня хотели убить? — спросила я. Просто не могла не спросить.

Миролюб снова откусил лепешку, прожевал, глядя в огонь, а потом медленно проговорил:

— Верно, потому что люди боятся тех, кто вернулся из мира мертвых.

— Что? — не поверила я своим ушам.

— Тебя не было два месяца. Ты… да сама все знаешь.

— Я… — начала я, понимая, что понятия не имею, как продолжить.

— Я не спрашиваю ни о чем, — негромко откликнулся Миролюб, по-прежнему глядя то ли на костер, то ли на воинов Алвара, которым никак не удавалось согреться.

Я понимала, что ступаю на опасную почву, но у меня уже просто не было сил молчать.

— Добронега перед отъездом тоже говорила странное. Будто я… забрать кого должна.

Миролюб медленно обернулся ко мне, и я перестала дышать. Что я делаю?

— Она не говорила с тобой о том прежде? — понизив голос, спросил Миролюб.

Я лишь помотала головой. Хоть в чем-то я могла быть с ним честной. Миролюб повертел головой, разминая затекшую шею, вытянул ногу и, чуть сморщившись, потер колено.

— Болит? — зачем-то спросила я.

— После скачки всегда. Мальцом с коня упал. Одной-то рукой не сразу держаться научился, — усмехнулся он.

— Мне так жаль, что с тобой это случилось.

Миролюб перевел на меня взгляд и коротко бросил:

— Не жалей!

— Да нет же! Я не тебя жалею. Тебя ни к чему жалеть. Вон ты какой сильный. Ты когда сегодня с Ансгаром говорил… Ведь ты ничего не знаешь о стихиях, а говорил так, будто ты сильнее.

— А я и так сильнее, — вдруг улыбнулся Миролюб. — Потому что я не боюсь. Ни смерти, ни того, что после будет.

— Вот я и говорю, что не жалею тебя. Мне очень жаль, что с тобой это случилось. Что все могло быть иначе.

Щека Миролюба дернулась, и я поняла, что зря завела этот разговор.

— Прости, — быстро сказала я. — Я от усталости. И испугалась сегодня.

Не было смысла это отрицать.

Миролюб кивнул, принимая извинения, и снова повернулся к огню. Только тут я заметила, что Алвара с Альгидрасом у костра нет. В последний раз они стояли у расседланных лошадей, потом мне казалось, что они направились к костру, однако среди воинов Алвара их не было. Я нахмурилась. Ну, куда их понесло в темноте-то?

— У них говорят «Прядущие», — вдруг проговорил Миролюб, и я вздрогнула от неожиданности, потому что успела потерять нить разговора. — Ансгар называл так же. У нас говорят «забавец» или… «забавица».

Я невольно нахмурилась, Миролюб же продолжил:

— Я не знаю Прядущих? откуда они пришли, куда идут. Зато я знаю о забавцах. Неужто Добронега в детстве не пугала, когда ты спать не хотела?

— Я всегда хорошо спала, — пробормотала я.

Я ожидала, что Миролюб улыбнется, но он посмотрел на меня долгим взглядом, а потом продолжил:

— Забавец — тот, кто умер, да после вернулся. Помнишь, верно, как Ярослав испугался? Ты говоришь, что он был с теми, кто тебя украл. Верно, он видел тебя умершей. То ли обманули его так, то ли привиделось. Вот и испугался. Оттого и убить тебя хотел в ночи.

— Чушь! — усмехнулась я.

Миролюб пожал плечами:

— Люд верит.

— А ты?

Он снова пожал плечами и промолчал.

— Но почему этих забавцев нужно убивать? — спросила я.

— Потому что забавы у них недобрые. Они ведь не насовсем приходят, а лишь на время. А как время их кончится, они уводят с собой кого-то из рода или просто из близких.

И вот тут все со щелчком встало на свои места. Добронегино “забери”. Вот оно что. Она знала, что… Господи! Я не смогла сдержать нервной усмешки.

— А меня хотели убить, чтобы я не забрала… кого?

Миролюб снова пожал плечами:

— Да хоть кого. Хоть воеводу Свири, а без него Свирь падет — сама видишь. Хоть дитя его выстраданное, хоть… суженого.