И равнодушно смотрят небеса...

жизни плавает, как рыба. Остальные, как и я, по первому разу. Один, Юра, — групповое

изнасилование; второй, Коля, — хищение госимущества; третий, Саша, — разбойное

нападение; четвертый, тоже Юра, — квартирная кража. Самый опытный — Вовчик,

который все всем растолковывал, хотя его безграмотность была потрясающей. Правда,

довольно скоро я понял, что это не предел. Спал он, само собой, на нижней наре.

Я уселся на его нару, предварительно спросив разрешения, и меня начали осторожно

«щупать» — кто я, что из себя представляю, где работал, семья, дети, за что сюда попал.

Попутно меня угостили куревом (здесь, как и в ИВС, запрещены были сигареты с

фильтром), предложили «чифирнуть». От второго я отказался, и, с удовольствием

затягиваясь после недельного воздержания, стал отвечать на вопросы. Рассказывать можно

все, но очень аккуратно, без особых подробностей, особенно по своему делу. Да и о своей

жизни на свободе особо трепаться не рекомендуется. Работал, звезд с неба не хватал, так, середнячком жил. Если кому-то вздумается рассказать сказку о своей крутизне, это может

быть довольно легко проверено: несмотря на строгую изоляцию, между камерами и даже

корпусами все равно налажена связь. Узнают, что наврал с три короба — можно попасть в

большие неприятности. Поэтому главное — быть самим собой, таким, какой ты есть, ни

лучше, ни хуже. Спросили, есть ли у меня вши? Похоже, что есть. Заставили скинуть все

верхние вещи, сложить их в выварку, залить водой и прокипятить (у них был киловаттный

кипятильник, который за полчаса вскипятил выварку воды), а остальные вещи —

футболку, трусы, носки «пробить» на наличие насекомых и гнид. Боже! У меня их был

море! Но Вовчик сказал, что ничего страшного, потому что это проблема практически

всех, кто приезжает из ИВС и КПЗ райотделов. «Проваришься, хорошенько «пробъешься»

и все будет в порядке!»

Узнав, что я никогда ранее не был судим и что «заехал» в хату с хозяйственной статьей, Вовчик успокоился и спросил, не голоден ли я. Как волк! Мне дали бутерброд с колбасой, кусок сала, луковицу, заварили кипятильником в кружке чай. Когда мой желудок начал

работать, меня тут же потянуло в сон, и я увалился на свою нару. Было уже часов девять

вечера, и я проспал до утра сном младенца.

Отбоев и подъемов в СИЗО нет, зато день и ночь горит над дверью «залупа» — 150-

ваттная лампочка, размещенная в сквозном отверстии с решеткой, включающаяся из

коридора.

В 9-00 хаты поочередно начинают выводить на часовую прогулку в специальные

прогулочные дворики, находящиеся вне корпуса, на улице. Можно договориться выходить

и вечером, в 16-00, но тогда утром хату не выведут: можно гулять только 1 час в день.

Дворики — это тоже бетонные мешки, но без крыши, которую заменяет двухслойная

решетка, и сетка-рабица, не мешающие рассматривать плывущие по небу облака или

понежиться на солнышке, когда оно попадает в дворик. Над ними возвышаются

деревянные сооружения, внутри которых бродит охрана. Прогулка, особенно летом, —

одно из немногих приятных развлечений в тюрьме.

Теперь немного о «положенном» и «не положенном» подследственному в СИЗО. Кроме

сумки, мешка, рюкзака или, на худой конец, целлофанового или даже бумажного пакета, в

которые можно было сложить свое барахло, разрешалось иметь: бритвенные и

умывальные принадлежности — станок для бритья (если лезвие — «мойку» — находили

при шмоне вне станка, сразу можно было угодить в карцер) или электробритву (с конца

80-х в камерах установили электрические розетки), мыло, мочалку, полотенце;

минимальный набор лекарств (больным — «свои» лекарства, но никаких

сильнодействующих, которые можно использовать как одурманивающие или

наркотические средства); свое собственное постельное белье; верхнюю одежду —

зимнюю, летнюю, тапки, кроссовки и т.п.; нижнее белье; ручки, тетради, книги — в

принципе без ограничения. Сюда же можно отнести продукты более-менее длительного

хранения, которые передавали родственники в передачах («дачках», «кабанах») — сало,

сухофрукты, чай, копченую колбасу, сыр и т. п., а также сигареты, зажигалку (спички).

Можно было иметь свою посуду — эмалированную миску, кружку (пластиковый стакан),

алюминиевую ложку (стальную могли забрать, потому что из нее делали отличную

заточку), кипятильник для воды. В нашей камере был маленький телевизор

«Электроника», который принадлежал одному из Юр и давал ощутимые шансы не сойти с

ума. Можно было иметь наручные часы, но дешевенькие, потому что иногда по прихоти

шмонщиков их могли и отобрать, хотя это было редкостью.

Запрещены были любые колюще-режущие предметы, в том числе ножницы, поэтому

многие за неимением возможности постричься брились налысо. Однако, как выяснилось

позже, ножницы можно было попросить через оперативника, за которым числилась хата.

Тупые и затасканные, они плохо резали волосы, но все же постричься удавалось. Потом

уже меня научили, как можно сносно постричься станком.

Еще одна проблема — обрезание ногтей. Это нужно было делать, забравшись на третью

нару (чтобы, не дай Бог, не увидел в глазок охранник), высвобожденным из кассеты