И равнодушно смотрят небеса...

публикаций в прессе о наших «гуманных» судах, выполняющих распоряжения сверху.

Коротко расскажу о главных этапах.

Судил нас областной суд. После того, как мы приезжали из СИЗО, нас заводили в зал суда

и запирали, как бешеных животных, в «обезьянник» — металлическую клетку со

скамейками внутри. Заседание обычно длилось с 10-00 до 17-00 с часовым перерывом на

обед. В обед нас выводили из зала суда в другой «обезьянник» в конце коридора, где снова

запирали. Из тюрьмы приезжал «воронок» с обеденной баландой, которую с

удовольствием трескали и охранявшие нас солдаты-«вэвэшники». Оказывается, их

кормили еще хуже, чем зэков! Они рассказали, что им дают кашу с очистками (!) от

колбасы и сосисок… Если бы я не слышал это от солдатиков своими ушами , я бы никогда

не поверил. Тут же находился туалет (по просьбе обвиняемого его могли вывести по нужде

и во время суда) и два «стакана». В «стаканы» после приговора садили «закоцанных» в

наручники «вышаков» или отсаживали от нас «обиженных». Чуть позже наши жены за

деньги смогли договориться с начальником охраны и мы получили возможность обедать

домашними харчами, приготовленными нашими женами. Еще чуть позже, снова за деньги,

они смогли «пробить» свидания в обед или после окончания заседания суда. Нас

закрывали на полчаса в «стакан», и можно было вволю пообниматься с женой…

Мы подали десятки ходатайств, из которых суд удовлетворил единицы. Процессуально все

шло по закону: зачитывание обвинительного заключения, потом материалов дела, потом

вопросы суда к обвиняемым, потом… А потом, после четырех месяцев судебных разборок,

суд объявил, что материалов для вынесения приговора недостаточно, и дело отправляется

на доследование… Мы торжествовали и немедленно подали ходатайства на изменение

нам меры пресечения на подписку о невыезде. По дошедшим до нас слухам, все шло

отлично и мы в течение недели должны были выйти на свободу. Но неделя томительного

ожидания, к сожалению, не принесла желаемого результата: левитанша принесла

расписаться «за городской прокуратурой» и отказ по ходатайству. С отчаянием мне уже

привычно удалось совладать в считанные дни. Как выяснилось позже, в процесс

вмешались некие заинтересованные личности, которые дали команду нас не выпускать.

Прокуратура сделала несколько вялых движений, «уточняя» какие-то детали, в результате

в обвинительном приговоре ничего не изменилось. Еще через полгода мы опять стали

принадлежать областному суду, который теперь должен был проходить с новым составом

судей.

Вскоре спектакль продолжился, но на этот раз председателем судебной коллегии была

женщина, которую нельзя было подпускать к этому процессу на пушечный выстрел.

Судите сами: инвалид детства, никогда не была замужем — а тут нужно было судить

четырех мужиков. О какой объективности могла идти речь, если она подсознательно уже

питала ненависть к мужскому полу?! Не нужно быть великим психологом, чтобы только

по этому факту потребовать ее отвод. Я уже не говорю о том, что она абсолютно не

разбиралась в хозяйственных делах — бухгалтерских бумагах, названиях машин и

электроники. С первых дней мы с ужасом поняли, что не даром именно ее назначили

вершить над нами суд. Мы подали ходатайство о ее отводе, но глава областного суда нам

отказал.

В ходе судебного разбирательства мы потребовали допросить следственную группу, и

один из них, майор КГБ, с дуру ляпнул, что они «выполняли социальный заказ», чем

вызвал шквал эмоций у всех присутствующих в зале. Судья немедленно объявила

перерыв, после которого мы этого майора больше не видели… Естественно, другие

представители прокуратуры, участвующие в следствии по нашему делу, в один голос

заявили, что никаких незаконных действий против нас не применялось. Не было ночных

допросов, подсадок с целью выведывания информации (как выяснилось, «куры» были

подсажены каждому из нас), психологического давления, запугивания и угроз, давления на

свидетелей и наши семьи. Не было, и все тут. А мы их оговариваем, чтобы смягчить свою

вину. Отмороженная представитель государственного обвинения, работник прокуратуры,

на все лады поливала нас грязью, всячески поддерживая рушившееся на глазах

обвинительное заключение и игнорируя очевидные факты. В частности, когда мы

обратили внимание, что в момент совершения преступления Знаменный не мог быть

обвинен в получении взятки в связи с тем, что не являлся должностным лицом (статью

изменили через полтора года после нашего ареста, и теперь под нее попадал любой

руководящий работник, но закон обратной силы не имеет), она, удивленно пожав плечами, ответила: «Ну хорошо: если это не взятка, тогда что же?» Участники защиты и мы были

крайне возмущены и даже подали ходатайство о ее отводе и замене, но судья его

отклонила.

Не буду вас утомлять этими подробностями, потому что процесс мягко превратился в

стандартный «совдеповский» беспредел, особенно после того, как мы вместе с судьей

обнаружили в материалах дела запись в кассовой книге афганского склада о том, что за

видеокамеру и телевизор были внесены деньги в той сумме, о которой мы твердили на