молодого, вдумчивого и рассудительного пацана по кличке Ежик, с которым мы часами
вели «умные» беседы на разные жизненные темы. Вообще, постанова в нашей хате была
правильная, и всякое дерьмо, которое время от времени заплывало к нам с первого
корпуса, моментально ставилось на место. Ежик часто подтягивал в круг и меня, когда
нужно было «определить» новенького, хотя я этого не любил и старался не влиять на
решения «первой семьи». Единственный раз, когда я вмешался, стоит отдельного рассказа.
Заехал как-то к нам с первого корпуса какой-то девятнадцатилетний урод-регбист
двухметрового роста по имени Гешик. К тому времени в «первую семью» набились
«мурчащие» наркоши, которые от нечего делать целыми днями искали себе жертв среди
мужиков для словесного «развода по понятиям». В хате никто не велся, поэтому они в
основном ждали новеньких. Гешик у себя в камере был в «первой семье», которая
беспредельничала, как могла. Он разъел себе огромную репу на чужих передачах, хотя и
сам получал со свободы «дачки» от матери. Заехав к нам, он думал, что и у нас такая же
постанова, да не тут то было. Попытавшись отнять у кого-то еду, он был поставлен на
место, а его возмущения канули в тихой, но убедительной речи Ежика. Почти смирившись, но до конца так ничего и не поняв, Гешик стал трескать баланду и то, что ему удавалось
выпросить или выдурить у сокамерников.
Однажды к нам прямо из зала суда забросили молодого пацана. Он был на подписке о
невыезде и суд приговорил его к году лишения свободы. Он был арестован прямо там и
сразу отправлен в «осужденку». Обалдевший, с глазами как у загнанного в угол зверька, он сидел в кругу в «цивильных» шмотках и что попало лепетал на сыпавшиеся со всех
сторон вопросы. Это было под вечер, меня что-то сморил сон и я улегся на нару.
Проснувшись через пару часов, я увидел хитрые морды, которые посматривали в конец
второго яруса, где были задернуты шторки. С трудом соображая, что происходит, я
поинтересовался у ребят: «А там Гешик новенького кормит!», ответили мне. Я
моментально проснулся и кинулся будить Ежика. «Ты что, с ума сошел?!» «А что такое, он
сам виноват!» «В чем он может быть виноват, ведь он понятия не имеет как себя здесь
надо вести!» «А ты слышал, что он рассказывал?» Оказывается, этот дурачок, когда
наркоши спросили его насчет «свободной любви» на свободе, рассказал, что у него с его
девушкой не было никаких табу, и красочно описал все подробности. Ему моментально
присели на ухо, и зачесали, что он запорол серьезную бочину, и теперь ее можно
отработать только одним способом — сделать минет. Я представляю себе, что ему
рассказывали, потому что он в конце концов согласился. Нормально?! Гешик, как
выяснилось, сыграл во всем этом главную роль и первым же полез «наваливать на губу»
этому безмозглому идиоту.
В это время с нары слез довольный Гешик. О его тупую голову я готов быть разбить
любой тяжелый предмет. А некоторые уже с интересом посматривали на задернутые
шторки. Я попросил Ежика собрать круг, и он нехотя согласился. Говорил в основном я, и
моя речь сводилась примерно к следующему: какое вы имели право «опустить» пацана,
определить его дальнейшую жизнь? Кто дал вам право решать его судьбу? Кто теперь за
это ответит? Гешик сидел обалдевший и с идиотским видом хлопал глазами. Наркоши
пытались возражать, и мы с ними зацепились. Но я таки нашел тогда слова и убедил в
своей правоте Ежика, который согласился со мной и спросил, что же теперь нам нужно
делать. Вариант был только один: немедленно убрать «петуха» из камеры. Большинство
разделяло мое мнение, и я пошел звать корпусного. Когда он пришел, я в двух словах
объяснил ситуацию, упустив подробности, мол, он по свободе такой был. Через полчаса
его заказали с вещами, и говорят, что он остался на «рабочке». И слава Богу. А Гешику на
зоне пришлось туго, это я точно знаю.
В конце марта мне пришел ответ на кассационную жалобу из Верховного Суда: жена где-
то заняла штуку баксов, и мне скинули год. Итого мне сидеть еще оставалось два с
половиной года…
А в конце апреля пришло утверждение приговора суда, т.е. он вступил в законную силу. Из
обвиняемого я превратился в осужденного.
Утром 4 мая мне приказали собираться на «этап».
28. Зона
Меня и еще семь человек погрузили в «воронок», но не тюремный, без окон, а в обычную
«будку» с окошками, в которые была видна свобода. Я уже знал, что попаду в УИН №18 —
колонию усиленного режима, которая имела общий с тюрьмой забор и находилась по ул.
Рубановского, 4. Наши родственники снова подсуетились и «решили вопрос», что мы со
Знаменным свои срока будем отбывать здесь, а Черноусов и Стасов — в УИН №12, что на
Диканевке.
Знаменного привезли на три недели позже, а я через считанные минуты уже поменял
место жительства. Нас провели в дежурку, где тщательно прошмонали, затем строем через
плац мы проследовали в «этапку» — специальный карантинный барак, где мы были сданы
на руки завхозу этапки Жене.
Женя сидел двенадцать лет за убийство. Как выяснилось потом, он тоже довольно неплохо