И равнодушно смотрят небеса...

стола, куча подрамников, красок, кистей и даже один настоящий мольберт — все это

приятно напоминало обычную мастерскую художника. Единственное, как и везде в зоне,

здесь работал подневольный человек, из которого выжимали максимум.

Олегу нужно было к утру перекрасить десяток металлических щитов для детского лагеря

отдыха, на которых были незамысловатые плоские рисунки в три-четыре краски. В

принципе, ничего сложного, вот только красок было всего три цвета — крутись, как

хочешь. Мы намешали похожие цвета и, разложив щиты в локалке этапки, принялись за

работу. После отбоя Олег, сославшись на то, что он не спал ночь, ушел отдыхать, а я в

одиночестве под утро все закончил. Получилось не так, как было, — бледновато и неярко.

Мало того, краска оказалась марки ПФ, которой для полного высыхания требовалось 18

часов.

После утренней проверки и завтрака, я отпросился к Олегу и прилег на стульях (он спал

на двух столах). Только я смежил очи, как в двери раздался стук. Олег даже не

пошевелился. Я открыл: в дверях стоял «козел», который сказал, что внизу начальник

производства требует художника. Я пожал плечами и пошел за ним.

В локалке по щитам топтался сапожищами огромный мужик, явно качок, блондин-

альбинос с красной рожей и безумными глазами. Увидев меня, он стал материться и орать, что все это лажа и туфта, не переставая размазывать краску сапогами. Потом подскочил ко

мне, ударил в живот, а затем схватил меня за пах и сдавил так, что я чуть не потерял

сознание: «Чтоб к вечеру все было переделано! Ты понял?! Иначе убью!» Я ни секунды не

сомневался, что он сдержит обещание, и боялся не то, чтобы возражать и пытаться

объяснить ситуацию, а даже вздохнуть. Он отпустил мое хозяйство и, толкнув меня

плечом, матюгаясь, ушел. Я стоял ни жив ни мертв. Поднявшись к Олегу, я растолкал его и

рассказал о случившемся. Он, кряхтя, поднялся и сказал, чтобы я не волновался, это все

нормально. Как нормально? За что мне досталось? Как можно было теми тремя темными

красками сделать рисунки яркими и нарядными? И почему он позволил себе поднять на

меня руку? И тут сам по себе камнем навалился единственный ответ на все мои вопросы: отныне я — подневольный раб Системы, которая в любое мгновение может меня

раздавить, как клопа… Олег побежал на «промзону» договариваться насчет красок, а я,

шокированный происшедшим, остался сидеть в шурше. Мне уже ничего не хотелось, и

знакомый голосок отчаяния начал потихоньку набирать силу. Ни хрена! Вынесу и это, все

же решил я для себя в конце концов.

Олег достал-таки необходимые краски, и мы к вечеру все сделали. Краснорожий

начальник пришел проверить, и остался доволен: «Можете ведь, если захотите! Пиздить

вас всех надо почаще!» У меня не было слов…

Я недаром так подробно описал мое первое знакомство с зоновскими порядками. С этого

момента я ни на секунду не расслаблялся, потому что одно неверное движение, не так

сказанное слово, неверно оцененная ситуация могли повлечь за собой самые

непредсказуемые последствия.

В этот же вечер я почувствовал, что у меня поднялась температура. Свежий холодный

воздух сделал свое дело, и отвыкшие от него легкие моментально отреагировали

простудой и жутким грудным кашлем. Спасибо, помог Олег, у которого были лекарства и

малиновое варенье (сахар в зоне был запрещен), и я быстро вычухался.

Вскоре меня определили на восемнадцатый отряд, где я познакомился с завхозом отряда

— быком из какой-то деревеньки, который сразу же намекнул мне, что за хорошее место

на бараке, нормальную скатку и не рваные постельные принадлежности нужно платить

или деньгами, или частью передач. Я уклонился от ответа и сказал, что будет видно. Он

указал мне место на втором ярусе двухэтажной кровати в одном из кубриков. Я бросил

туда скатку и вернулся к Олегу, который сказал завхозу, что я буду с ним работать всю ночь

и на бараке ночевать не буду. Честно говоря, у меня не было никакого желания спать в

бараке, лучше уж на стульях в «художке».

Через день я официально стал числиться за художественной мастерской и моим прямым

начальником стал замполит. Этот маленький Наполеон страшно любил повторять, что он

«посаженный отец своих посаженных детей», и при этом весело смеяться своей шутке. Он

был моим официальным работодателем и заваливал нас с Олегом работой по полной

программе. Основная работа зоновского художника (а таковых, как выяснилось, было

шестеро, хотя с высшим художественным образованием всего двое — я и Олег)

заключалась в написании объявлений, регулярным изготовлением и обновлением разного

рода наглядной агитации, причем заказ мог прийти из любого другого ментовского

заведения, и выполнении заказов начальства на ширпотреб, которые отнимали наибольшее

количество времени. Как я уже говорил не раз, главное, что ценится в зоне, — это

возможность как можно быстрее убить время и максимально быстро приблизить момент

выхода на свободу. Тут уж я не мог жаловаться: что-что, а время для нас с Олегом летело

пулей, и чаще всего его нам просто не хватало. Именно там я поставил свой личный

рекорд, проведя без сна трое суток! Именно там я «нарисовался» до такой степени, что