Но в середине августа началось все снова, и теперь делом занялась городская прокуратура.
На этот раз следственную группу возглавила бой-баба, подполковник милиции Алена
Надеенко, человек, которого я буду вспоминать всю оставшуюся жизнь. Она —
классический пример мента в чине в самом худшем проявлении этого слова-клички.
Как выяснилось позже, в недрах УВД уголовное дело было практически похоронено. Но
кто-то где-то как-то кому-то что-то ляпнул. Как?! Пропустить такую возможность
прогнуться и получить повышение? Вы не смогли, зато мы — на раз! И дело передали в
прокуратуру как требующее особого внимания и тщательного расследования, выделив его
из общего расследования по афганцам в отдельное делопроизводство.
Весь август, сентябрь и октябрь нас вызывали в прокуратуру на ул. Студенческую. Было
измарано сотни листов бумаги. Требовали одного — дать показания на Знаменного, что
видеокамера была дана ему как взятка за предоставление кредита. Мне и Стасову
рассказывали, что если мы это подтвердим, то будем проходить по делу в качестве
свидетелей (действительно, в комментариях к статье о даче взятки должностному лицу
говорится, что почти всегда со стороны вымогающего взятку происходит давление на
взяткодателя, а зачастую его ставят в такое положение, когда он не может не дать.
Следствию рекомендовано осторожно относиться к таким ситуациям и возбуждать
уголовные дела по даче взятки только в исключительных случаях). Но какой смысл в этом, ведь Знаменный не должностное лицо! Мне отвечали, что это не мое дело, а мое — дать
показания. Чего я упорно делать отказывался, ссылаясь на незнание механизма получения
афганцами кредита. Тогда Надеенко предупредила, что посадит меня как соучастника
получения (!?) взятки. Я понимал, что «этого не может быть, потому что этого не может
быть никогда», и твердил свое.
В декабре начались аресты. Сначала арестовали Знаменного, за ним — Черноусова, потом
Стасова…
18 декабря 1992 года меня в очередной раз повесткой вызвали в прокуратуру. Я приехал, и
передо мной на стол положили постановления на арест и обыск у меня дома. Мне стало
страшно и смешно. В арест я не верил до последней секунды: даже по материалам
уголовного дела мое участие в нем было слишком малым и явно не требовало моей
изоляции. Ну а обыск-то еще зачем?! Прошел год с момента совершения
инкриминируемого нам «преступления», что можно было найти? Даже если что-то и было,
неужели они меня держат за полного идиота, который еще после первых допросов не
уничтожил бы все улики? Но по дороге в машине мне сказали, что это нужно для
соблюдения процедуры расследования. Ладно. Единственное, что я попросил, чтобы с
меня сняли наручники, пообещав, что я никуда бежать не собираюсь. Мне поверили и
наручники сняли.
Жена и дети были шокированы, когда я вместе с операми появился на пороге. Пришлось
пригласить соседей понятыми — позорище, не знал, куда глаза девать… Опера ничего не
искали, попросили подписать протокол и сказали, что заберут с собой мой телевизор
«Sony». Я тут же предоставил им документы, что он был куплен в Москве в 1990 году, но
они сказали, что разберутся после. Таким образом мою семью перед Новым годом лишили
телевизора, и как оказалось позже, надолго…
Меня отвезли в изолятор временного содержания (ИВС), который находится во
внутреннем дворе областного Управления внутренних дел на ул. Совнаркомовской.
6. ИВС
Итак, в постановлении о моем аресте с мерой пресечения — содержанием под стражей,
подписанным прокурором города Волковым, было предварительное обвинение, в котором
мне в вину вменяли совершение незаконных действий, попадающих под ст. 86-прим
(хищение государственного или коллективного имущества в особо крупных размерах), и
ст. 169, ч. 1 (посредничество в получении взятки должностным лицом). Ну вторая статья
еще туда-сюда, но вот первая — от 10 лет лишения свободы… Понятно, что все это еще
нужно было доказать следственными действиями и подтвердить в ходе судебного
разбирательства, но тогда-то о таких подробностях я понятия не имел! Ход моих мыслей
тогда был чрезвычайно прост: раз санкция на арест получена, значит у Надеенко на меня
есть что-то серьезное. Это позже я узнал, что хищение было «прокурорской» статьей,
чтобы оправдать мой арест и содержание под стражей (по посредничеству в получении
взятки содержание под стражей не предусмотрено).
Величественное здание областного Управления внутренних дел на ул. Совнаркомовской с
незапамятных времен обросло легендами и слухами. Барельеф Феликса Эдмундовича на
фронтоне говорит сам за себя: помнят, чтут. Харьковский ИВС при областном УВД в то
время представлял собой четырехэтажное здание с выходящими во двор «управы» окнами,
которые были закупорены металлическими листами с мелкими, не больше спичечной
головки, дырочками. На первом этаже сего строения находились различные службы и что-
то типа спецприемника для разного рода алкашей и бомжей, которые по каким-то
причинам были отобраны в кулуарах загадочного милицейского механизма. Я пару раз
видел, как мрачные бабы мыли коридоры и такого же вида мужики мели двор. Второй