И снова здравствуйте!

Я стоял перед зеркалом и задумчиво рассматривал себя. А что — неплохой пацан получился. В прошлой жизни я к девятому классу уже настолько посадил зрение, что постоянно носил очки. А сейчас со зрением всё в норме. Хотя читал ненамного меньше, чем тогда. Да ещё и писал. Ну, то есть, печатал на пишущей машинке. Спорт рулит? Скорее всего… Да и росточка чуть прибавилось. Там я дорос до ста восьмидесяти восьми сантиметров, а тут уже сейчас упёрся в сто девяносто. А уж про грудь и говорить нечего — и мышца заметно прибавилась, и лёгкие на шесть с лишним тысяч кубиков добавили своё. Ну и морда вполне себе симпатичная. Хотя это не совсем моя заслуга — родители постарались. А вот то, что раскачан неплохо — это уже моё. Вон даже кубики пресса на животе видны. Не Шварцнегер, конечно, но это и не нужно. Зато — боксёр, самбист, пловец и, даже, гимнаст. По чуть-чуть. А ещё писатель и марафонец. Причём, официально! Потому что во время прошлогоднего Забега Победы, как теперь называлось это мероприятие, мне, кроме всего прочего, торжественно вручили удостоверение спортсмена-марафонца…

Мы добежали! Хотя последние два километра Алёнка держалась исключительно морально-волевых… Я, даже, некоторое время тащил её за руку, поскольку чувствовал себя получше, но тоже сильно устал. Похоже, кстати, ещё и потому, что, постоянно отвлекаясь на Алёнку, у меня никак не получалось запустить привычный «круговорот» энергии… Вместе с нами бежала и группа поддержки, наполовину состоящая из прошлогодних юных спортсменов, а наполовину из вполне взрослых. Но они тут были, скорее для массовки. Ну и для поддержки нас. Меня, кстати, так же пытались тащить и, даже, перехватить алёнкину руку, но я сердито рявкнул, а моя любовь просто шарахнулась от пытавшегося ей помочь парня, едва не грохнувшись на землю от резкого движения. Так что от нас отстали и просто бежали рядом, настороженно поглядывая в нашу сторону. Где-то за километр до «пушки», как этот памятник именовали все, проезжавшие по Киевскому шоссе, я прохрипел любимой:

— Похгехаём… ммжешь сма дбежать?

Она с полминуты не отвечала, хрипло дыша и только механически переставляя ноги, а потом с трудом сфокусировала взгляд на дороге и лишь после этого перевела его на меня.

— Хн-ма-х… — этот замысловатый звук, по-видимому, означал «да», потому что спустя ещё несколько секунд она вяло шевельнула рукой, похоже намекая, что я могу её отпустить. Я осторожно отпустил, продолжая при этом бежать, вывернув голову и постоянно поглядывая на неё. Блин, что ж так-то… Мы ж действительно пробежали с ней на стадионе всю марафонскую дистанцию. И тогда она под конец забега хоть и выглядела вусмерть заморенной, но точно не такой как сейчас. А ведь мы ещё не добежали… Может дело в том, что сейчас мы, скорее всего, бежали быстрее, чем в тот раз? Нет, не потому, что у нас было какое-то «зачётное» время — главное было просто добежать. Но бежавшие вместе с нами спортсмены, похоже, эдак, исподволь, заставили нас взвинтить темп. Не специально. Просто они-то явно привыкли бегать быстрее. И, время от времени, самопроизвольно «срывались» на более привычный темп. Ну а мы, раз за разом, чисто инстинктивно, поддавались на подобные «провокации», потихоньку прибавляя и прибавляя…

Как бы там ни было, уже перед финишем, я снова схватил Алёнку за руку. Не для того, чтобы тащить, а чтобы бежать вместе. Я чувствовал, что ей это точно нужно. Так что последние метров сто мы бежали рука в руке… И, похоже, у тех спортсменов, которые бежали вместе с нами, была установка дать нам первыми пересечь финишную ленточку. Потому что только этим я могу объяснить то, что это сделали именно мы с Алёнкой. Остальные точно сохранили больше сил и вполне могли перед финишем ускориться. Но не стали… Ленточка, была чисто символической, потому что её держала в руках пара каких-то импозантных мужчин в костюмах. Один из них, судя по внешности, был евреем или армянином, а второй, похоже, русским. Причём оба казались смутно знакомыми. Но сил разглядеть их поподробнее у меня просто не было. А когда мы с Алёнкой, всё так же — взявшись за руки, сорвали грудью натянутую ими ленту, вся толпа, собравшаяся на площадке рядом с «пушкой», разразилась аплодисментами…

Все, что происходило с нами дальше, осталось у меня в памяти как в тумане. Меня обнимали, жали руку, похлопывали по плечу… мне совали в лицо микрофон, я что-то говорил, причём путаясь и перевирая те слова, которые должен был произнести и которые заучивал… меня шатало, кружилась голова и слегка тошнило… а потом всё это закончилось. И мы с любимой уснули на заднем сиденье дедовой «Волги», на которой он повез нас домой. Ну да, его сюда допустили — единственного из всей нашей семьи. А когда проснулись… бли-и-ин! Как же это было больно! Алёнка реально плакала, когда сумела-таки кое-как разогнуться и выбраться из машины, после чего, кряхтя и постанывая, поковыляла в сторону своего подъезда. А я… был не лучше. Единственное, что не плакал. Хотя очень хотелось… Болело всё. И везде…