И снова здравствуйте!

Короче в Питере у меня всё прошло просто отлично. И с родственниками мы тоже повстречались. Я всем подарил по своей первой книжке, а мама гордо заявила, что мы приехали заключать договор на вторую. Батя же блеснул своим кандидатством. Так что приняли нас не только как родных, но и как равных. Несмотря на то, что мы, к сожалению, не жили в таком прекрасном городе как Ленинград! Я помнил — проскальзывал, бывало, у питерских, временами, этакий снобизм…

Так что обратно домой я вернулся окрылённым. А в начале февраля мужскую половину нашего класса вызвали повестками в военкомат, откуда отправили получать приписное свидетельство. Полтора десятка пацанов в одних трусах метались между кабинетов с бумажками в руках, нервного подгыгыкивая и краснея перед медсёстрами. Причём, вне зависимости от того, молодые они были или старые. Я же чуть не нанёс поликлинике существенный ущерб, едва не сломав спирометр. Объём лёгких у меня оказался ого-го — за шесть тысяч кубиков! Заметно больше, чем в прошлой жизни. Вероятнее всего благодаря бегу и плаванью. Вот аппарат и перекосило. Едва потом наладили… Но, если честно, это мероприятие привело меня в несколько нервное состояние. Потому что у меня, почему-то, напрочь вылетело из головы, что уже меньше, чем через два года СССР введёт войска в Афганистан. А мне до момента исполнения восемнадцати лет и, соответственного, моего неизбежного призыва в «непобедимую и легендарную» осталось максимум три года с небольшим. То есть «за речку» я попадаю почти гарантировано. С таким-то набором разрядов и умений. Пусть даже часть из них уже и, типа, не действующая. Причём, попаду я туда не как офицер, а в качестве рядового пушечного мяса. Чего мне категорически не хотелось… Нет, дело было не в трусости. За свою прошлую жизнь я не раз доказал и себе, и окружающим, что отнюдь не трус. И под пулями ходил, и вообще считался специалистом по выполнению некоторых не очень-то простых и весьма деликатных задач. Так что о страхе речи не шло. Просто… очень не хотелось погибнуть зря. Ни за что. Впустую. А про афганскую войну можно было говорить только в подобных терминах. Потому что её слили. То есть сначала вошли, вляпались, положили пятнадцать с лишним тысяч человек плюс ещё сколько-то числящихся пропавшими без вести, десятки тысяч были ранены и искалечены, а потом просто сбежали оттуда, поджав хвост… Причём, предав и бросив союзника!

И как-то исправить это было невозможно. Потому что, точно так же, но уже гораздо позже, в то же самое вляпались уже и «идеально демократические» американцы со своей эффективной (куда там «совку»!) рыночной экономикой, мощнейшими ЦРУ с АНБ со всеми их возможностями и аналитическими службами и сверхсупервысокотехнологичной армией. Войска из Афганистана они вывели, насколько я помнил, где-то в середине или конце двадцатых, после чего Кабул взяли талибы. Причём, почти бескровно и без особых боёв. Казни начались уже после…

На первый взгляд приписали меня нормально — в ГСВГ. То есть группу Советских войск в Германии. Но мне было совершенно ясно, что это ничего не решает. Во-первых, афганской войны ещё нет, а вот когда она начнётся — все предварительные приписки полетят вверх тормашками. А, во-вторых, призывать меня будет явно не местный военкомат, а тот, рядом с которым будет располагаться моё место учёбы. То есть, если всё получиться — какой-то из ленинградских. И что уж тогда там решат — бог знает.

А в конце апреля я вылетел из секции бокса. Тренеру надоели мои постоянные отлучки, к тому же я начал заметно отставать от лидеров, быстро набирающих матёрость и силу удара, и он поставил вопрос ребром. Или-или. Или я прекращаю регулярно исчезать и начинаю отдавать все силы тренировкам, или бросаю занятия в секции. И, поскольку я не собирался бросать ничего из того, из-за чего мне и приходилось пропускать занятия в секции, я посчитал честным сказать тренеру большое спасибо и уйти. Так было правильно. Ну а затем наступило девятое мая, и мы с моей Алёнкой вновь оказались ранним утром на прохладном ветру рядом с бюстом маршала Победы. Хотя пока его никто так не называл. Ко мне подошёл Пастухов, который специально приехал из Москвы чтобы, так сказать, меня поддержать, и спросил:

— Ну как, готов?

Я покосился на бледную от волнения Алёнку — мы с ней, если честно, где-то с месяц назад уже пробежали марафонскую дистанцию. Тайком. Вдвоём. На стадионе. После чего она отходила почти две недели попутно получив дикий нагоняй от Ирины Алексеевны. Ну а я — ничего. Оклемался дней за пять. За время которых как раз очередной раз пропустил занятие на секции… После чего повернулся к Первому секретарю ЦК ВЛКСМ и твёрдо ответил:

— Да!

Глава 15