А вот с нашим неофициальным «кружком колотящих по газетам» начались первые сложности. Уж больно нас стало много. Общее число тех, кто прибегал по утрам н нашу лесную спортплощадку в овраге, достигло двух дюжин. Семеро были из детдома, пятеро из Алёнкиной школы, шестеро приятелей из моего и соседних дворов и четверо местных, с посёлка Мирный, с которого когда-то и начался наш город. Последние «затесались» к нам после одного инцидента, когда мы, прибежав утром, обнаружили, что наша полянка разнесена на клочки, а все газетные подшивки исчезли. Вследствие чего пришлось учинять скорый розыск, в процессе которого мы и вышли на местных. Ну с посёлка. После чего им была выкачена претензия, с которой, после короткой драки, они согласились. И приняли на себя обязательство восстановить всё как было. Тем более, что рядом как раз расселили деревню Самсоново, так что где набрать стройматериалы у нас было. Вот мы всей толпой нашу площадку и восстановили. Да ещё и улучшили. Потому что теперь мы колотили кулаками уже не по подшивкам, а почти по полноценным макиварам, над которыми, кроме того, были ещё и устроены навесы от дождя. Вот в процессе этого восстановления с реконструкцией местные пацаны и прониклись, да так, что по окончании попросились в команду… Что сделало её ещё немного более разношёрстной и разбитой на группки. Ну и, кроме того, сложности добавило ещё и то, что кроме моей Алёнки к нам присоединилось ещё четверо девочек. Подружки, одноклассницы, подружки одноклассниц и тому подобное. А поскольку мы все либо уже вступили в пубертатный период, либо как раз находились на его пороге, это тут же привело к тому, пацаны начали, как это говориться «меряться писюнами». Нет, пока я более-менее с этим справлялся — и прошлый опыт помогал, и то, что две самые крупные группировки — детдомовские и пацаны со двора, поддерживали меня весьма дружно и почти безоговорочно. Да и кое-какой личный авторитет я так же сумел завоевать. Но было понятно, что вскоре всё так или иначе пойдёт вразнос. Подростковые гормоны — они такие подростковые…
Однако, в школе всё было ещё хуже. Дело в том, что, в своей прошлой жизни я после третьего класса ушёл в другую школу, расположенную на противоположном конце города. Случилось это из-за того, что мы переехали. Но на этот раз мы до сих пор продолжали ютиться всё в той же комнатке общаги на Жоли-Кюри… Впрочем, этот период жизни, слава богу, наконец-то подходил к своему завершению. Нам выделили квартиру. Большую. И, как я и хотел, в старом фонде, который строили ещё пленные немцы. Причём уже трёхкомнатную, хотя сначала мы претендовали на «двушку». А всё потому, что прошлым летом мама родила нам с папой очаровательную дочку. Мою сестрёнку.[MV3] Квартиры же сейчас выделяли по принципу «число членов семьи минус один». То есть теперь наша семья из четырёх человек, в которой, к тому же, были разнополые дети, имела право именно на трёхкомнатную квартиру. Каковую нам и пришлось ждать вот эти два прошедших года… Родители вот-вот должны были получить смотровой ордер, после чего озадачиться ремонтом. Меня и в лагерь-то отправили в первую очередь из-за того, чтобы я «не мешался под ногами». Хотя зря. Я бы лучше поехал с Алёнкой к её бабушке, в Кучугуры, на Азовское море. Вообще-то бабушка у неё жила в Краснодаре, а на Азове умудрилась построить себе дачу. Мы с ней в том посёлке побывали однажды в прошлой жизни. Но уже в конце девяностых, когда дача давно была продана. Да и сам посёлок пришёл в весьма удручающее состояние — уютный сквер зарос, местный консервный заводик и летний кинотеатр превратились в руины, а росшие прямо рядом с забором кинотеатра тутовые деревья, с которых, по рассказам Алёнки, местная детвора бесплатно смотрела фильмы попутно лакомясь шелковицей, частью засохли, а частью вообще оказались спилены. Но вместо этого меня отправили в пионерский лагерь. Мама заявила, что я и так слишком много времени торчу у Алёны и совсем замучил её семью, так что им надо дать время от меня отдохнуть…