После ухода с гимнастики и прекращения «подпитки» от массажа, у меня образовался некоторый провал с доходами. Нет, как решить вопрос кардинально — планы у меня имелись. Но пока они только начали своё воплощение в жизнь. Потому как я уже набирал двумя пальцами на пишущей машинке свою первую повесть. А может и роман. Не знаю — как выйдет. Книги, написанные мной в прошлой жизни, представлять широкой публике было рано — не то время, не та страна, люди ещё не так мыслят, да и цензура имеется. Да ещё какая! Суслов сейчас в полной силе. Короче — хрен их напечатают. Так что пришлось кропать что-то этакое, попаданческо-пионерское, с подростковым героизмом и строительством коммунизма. Но для двенадцати-тринадцатилетнего пацана должно было получиться весьма круто. Мастерство-то не пропьёшь! Однако, как оно повернётся — напечатают, не напечатают, я пока не знал. Нет, в том, что в девяностые, а, возможно, и в конце восьмидесятых я выстрелю — у меня сомнений не было. Но вот сейчас, во второй половине семидесятых — хрен его знает. Сейчас же — «застой»! Хотя и самое его начало. Отсюда и очереди за колбасой, и воскресные выезды в Москву за шмотьём и любым другим товаром народного потребления. Даже с советским уже вовсю перебои. Духи «Дзинтарс», радиоприёмник «Спидола», батарейки «Крона» — давно и устойчиво в списках дефицита. А когда в наш главный городской универмаг «Радий» завозились шины для «Жигулей» — народ дежурил у дверей всю ночь, делая переклички по спискам на тетрадных листках и безжалостно вычёркивая не откликнувшихся. Ох, какие трагедии там разыгрывались: «Я только на пять минуточек отошла — ребенка проверить… На хрен: отшла — вычеркнули!» Но советское уже не котируется! Народ старательно приучается к тому, что более-менее удобным и качественным может быть только что-то «импортное». Ну, в крайнем случае, «экспортный вариант».[MV3] То есть что-то, пусть и советское, но сделанное именно для «заграницы». Вот за этим — да, гонялись, давились в очередях, переплачивали «сверху», на австрийские или финские сапоги, итальянские плащи и польскую косметику выстраивали целые очереди с записью в профкомах. И я сделать с этим не мог ни-че-го…
Как бы там ни было, даже если у меня всё получиться с изданием моего первого текста, до того момента ещё следовало как-то продержаться. А расходы возросли. Нет, на шмотки я особенно не тратился — носил то, что покупали. Я вообще никогда не зацикливался на них. Что есть — то и ладно. Тем более, что совсем уж голимого ширпотреба у нас в семье не носили. Как-то умудрялись покупать более-менее приличные вещи. Не самый «верх», конечно, но такое можно было найти только у «фарцы» или во всяких «спецраспределителях» для партийных бонз типа двухсотой секции ГУМа — а ни с первыми, ни со вторыми в моей семье как-то никогда дел не имели, но вполне удобные и носимые вещи. Например, мои первые джинсы были советского производства и назывались «Техасы», а вполне себе удобные и почти ничем не отличающиеся от «Конверсов» кеды «два мяча» у нас таскала едва ли не половина школы. Как я уже упоминал — средмашевские города снабжались очень неплохо… Но всё равно деньги требовались. Например, потому, что нас с Алёнкой давно уже стали отпускать в кино по воскресеньям, а с этого года даже начали позволять ходить и в будние дни, да ещё и на вечерние сеансы. И рубля, выдаваемого мне на всё — от кино до последующего похода в кафе-мороженное уже давно стало не хватать. Раньше я перебивался за счёт дополнительного дохода от массажа, а теперь он отошёл в область преданий. Потому пришлось озаботиться тем, как заработать.
Способов было несколько. Летом я приспособился торговать торфом. У Алёнкиных родителей был участок на Красной горке, в садово-огородном товариществе их института, а рядом располагались ещё несколько садово-огородных товариществ как других институтов нашего наукограда, так и множества сторонних организаций, среди которых затесались и несколько московских. Например, здесь были участки Гостелерадио. И вот на них люди приезжали, как правило, только на выходные. Так что заниматься копкой торфа в расположенном неподалёку болотце, времени у них особенно не было. Ну а чего бы мне не помочь хорошим людям? Вот я помогал. Приезжал на велике на болотце с тремя пустыми мешками и примотанной к раме верёвкой лопатой, набивал их торфом, вешал мешки на раму, а потом катил велик, обвешанный мешками по узким проездам садовых участков и орал во всё горло:
— Торф, торф, кому торф?