И солнце не зайдёт (СИ)

   План сработал: Её высочество умилённо прижала к груди изящную собачку... но в самый ответственный момент явилась настоящая левретка и начала истошным голосом поносить самозванку. Хуана испугалась и отпустила Елену. Пришлось спасаться от своего двойника бегством. Они нарезали круги вокруг принцессы, пока Хуана в замешательстве не споткнулась о собственную юбку и не упала прямо на левретку. Не на свою.

   А тут всполошились дуэньи и фрейлины, прибежали на крики сеньоры, что ей дурно и в глазах двоится, и в страхе за душевное здоровье сеньоры, и без того расшатанное, принялись сеньору поднимать, обнаружили, что вторая собачка действительно существует, и заклеймили её подозрением в связи с дьяволом...

   Совершенно верно, сеньоры, Елена вторично спасалась бегством.

   Домой она возвратилась, держась за поясницу, приволакивая ногу и точно зная, как чувствует себя Эрнст, когда у него сводит спину. Весь вечер Хильда, Грета и Анзельма делали ей массаж...

   Но число "три" воистину овеяно священным ореолом. Всех - и удачливых, и неудачников, тянет к нему, как перелётных птиц в страну борисфениев. И Елена не избежала сей участи.

   В третий раз она проникла из-под стрехи в королевскую конюшню и обернулась лошадью. И как только Хуана возьмётся за уздечку, чтобы направить свой путь на лоно природы, Елена вырвет у ней чётки, проглотит и убежит. (Каким образом она извлечёт добычу из собственного чрева, Елена не задумывалась: неприятности нужно переживать по мере их поступления.)

   Все шаги оказались донельзя лёгкими - все, кроме последнего. Когорта конюхов держала её железной хваткой, а некий особо верный подданный обнажил дагу, чтобы вспороть воровке брюхо.

   Елена прокляла свою изобретательность, выплюнула чётки прямо в лицо этому мяснику, воспользовалась всеобщим замешательством - и убежала в конюшню, где снова обернулась птицей - и была такова.

   С грешной земли до неё доносились стенанья инфанты.

   И на кой она ей сдалась? Неужели благополучие какой-то там избалованной испанки для неё дороже собственной телесной целостности?

   На ужин разгорячённая, взволнованная Елена съела всё, что было на кухне, и успокаивала себя цукатами, марципаном, мармеладом и ещё какими-то восточными сладостями. Горстями хватая их из корзины, фройляйн фон Саарбрюккен не сразу обнаружила, что в корзину вложено письмо со знакомой печатью. Хоаким просил её прийти как можно скорее, умоляя применить все свои медицинские познания и давая в провожатые слугу, доставившего эту самую корзину.

   Елена ударила себя по лбу и спросила, когда именно пришла посылка. Если нельзя было просто передать письмо, а пришлось маскировать его сладостями - значит дело действительно серьёзное.

   Собрав воедино остатки сил телесных и духовных, Елена кой-как натянула платье, подколола волосы и на бегу ухватила за шиворот верных фрейлин...

***

   Признаться откровенно, Хоаким поначалу и сам не доверял цирюльнику. До покупки графского титула он привык бриться сам и справлялся неплохо, поэтому на появившегося на пороге арагонца Паблоса смотрел с подозрением. Но тот хорошо выполнял свои обязанности, и у Хоакима не было повода придраться.

   Правда, дон Альварес никогда не увлекался кровопусканиями и не представлял, насколько эта процедура полезна или вредна. Со слов врачей он знал, что это необходимо, а от сестры не слышал жалоб, поэтому предпочёл предоставить лечению идти своим путём.

   Но слова Елены, которой он, сам не зная почему, всецело доверился, хоть она и не блистала талантами и не являла недюжинный ум, заставили его задуматься - стоит ли отвергать сомнения в угоду тому, что другие провозгласили истиной, и в ущерб собственному разумению. У златовласой сеньоры всегда и на всё было своё мнение, и она ожидала подобного от всех и каждого.

   Так вот, Хоаким поспешил домой - и к печали своей обнаружил Химену в полубесчувственном состоянии. Над ней суетился Паблос, перевязывая ранку и высказывая надежду, что "доне Химене скоро полегчает".

   Вскоре сестра уснула, и Хоаким не захотел её беспокоить.

   Наутро слабость не прошла, и Хоаким велел послать за врачом более сведущим. Медикус осмотрел девицу, насколько позволяли приличия, то есть смерил пульс и посмотрел глаза и язык, и заявил, что виной слабости - скопление дурной крови. Хоаким почувствовал, что попал в замкнутый круг, но покивал для видимости и изобразил благодарность.

   Он сказал, что в доме уже есть человек, способный сделать всё необходимое, и распрощался с врачом.

   Цирюльнику он передал, что врач временно запретил кровопускания.

   Цирюльник пожал плечами и сказал, что всегда готов исполнить волю сеньора.

   Хоаким вспомнил, как видел в детстве, что матушка, недавно разродившаяся вторым ребёнком и потерявшая много крови, налегала на красное мясо, а на десерт угощалась гранатами, и велел повару приготовить для доны Химены баранину с фруктами.