И солнце взойдет. Она

Рене плохо запомнила, как прошли тесты и практика. «Королевский колледж врачей и хирургов» оказался организацией на редкость огромной, а потому неторопливой и временами неповоротливой. Влияние снобизма Британии ощущалось здесь удивительно сильно, однако огромная махина работала без единой осечки. Они назначали встречи, проводили беседы и бесконечные слушания, а ещё высылали целые кипы счетов, которые Рене оплачивала даже не глядя. Посчитать, сколько было потрачено на получение проклятой лицензии, она так и не решилась. Иногда ей вообще начинало казаться, будто в стоимость включён даже воздух из экзаменационного кабинета. Но каких-то иных способов выцарапать разрешение на работу не существовало, так что Рене послушно отвечала на вопросы, делала предложенные манипуляции и терпеливо ждала результатов.

Между делом она получила гражданство – Боже, храни Королеву! – и сдала экзамен на знание французского языка – в Квебеке терпеть не могли английский и англичан. И когда дела оказались неожиданно сделаны, а последние заявления тщательно заполнены и отправлены, Рене вдруг поняла, что свободна. Больше не надо было бежать на дежурства, зубрить новые книги, переживать за своих пациентов. Цель, к которой она так стремилась, достигнута, но образовавшаяся пустота оказалась пугающей. Рене внезапно ощутила себя бездомной и неприкаянной. Сиротой. В душе опять поселилось дурное предчувствие, когда под взглядом почему-то теперь постоянно сидевшего в ординаторской Энтони она собирала бумаги.

«Я хочу, чтобы ты сдох!»– колотилось в мозгу, и спина покрывалась испариной. Нет, Рене не хотела. Но и простить всё, что он сделал, она не могла. Так и смотрели они друг на друга не в силах что-то сказать или сделать, потому что оба, похоже, уже давно везде опоздали. Ну почему? Почему всё вышло именно так? Ответа не было ни у неё, ни у Роузи, что пришла провести вместе последний рабочий день. И съеденный на двоих горячий poutine с ананасовым соусом показался обеим с привкусом горечи. Наверное, повар сделал что-то не так.

Рене с тревогой ждала разговора с подругой, но та ни о чём не спросила и не убеждала остаться или дать кому-нибудь шанс, только задумчиво разглядывала выбитый на руке иероглиф. Роузи прекрасно всё понимала. Как поняла купленный до Женевы билет, покуда Рене машинально крутила меж пальцев пришедшую утром открытку откуда-то из Непала, а может, Камбоджи.

Итак, она снова сбегала. Давно были упакованы вещи, которых внезапно оказалось немного, собраны чемоданы, выплачена аренда за месяц вперёд. Рене не знала, когда получит хоть одно предложение о работе, но понимала, что согласится на первое. Просто потому, что ей уже всё равно. И, казалось бы, вот он конец, когда всё должно вновь прийти в норму, да только спокойнее на душе не становилось. Что-то было не так.

Последняя ночь в Монреале вышла дождливой и хмурой. Рене лежала в постели и старательно вслушивалась в грохотавшие о металлический край подоконника крупные капли. В уме крутились неясные образы последнего сна. Они были мутные, липкие и отдавали знакомой отвратительной зеленью длинного коридора, а ещё запахом крови. Рене потёрла лицо, шумно выдохнула и улеглась на бок, уставившись в закрытые оконные жалюзи. Лежать в темноте оказалось неожиданно страшно. В голову лезла догадка, что кошмары вернулись, и хоть Рене гнала её прочь, но уже битый час считала минуты и позорно боялась снова заснуть. Это ведь просто сон, верно?

Скрежет завибрировавшего на полу телефона прозвучал удивительно громко. Вздрогнув всем телом, Рене затейливо выругалась на французском, прежде чем подслеповато уставилась на ярко горевший экран. А тот светился с энергией не меньше двух солнц. Так и не сумев разобрать, кто посмел потревожить в этот бог его знает какой поздний час, она подняла нервно дёргавшийся аппарат и нажала на кнопку ответа.

– Да? – голос прозвучал хрипло. Полная иллюзия грубо прерванного сладкого сна.

– А… Эм… Рене! Это доктор Фюрст. Я тебя разбудил? – прокричало из трубки, отчего Рене невольно поморщилась. Чуть отодвинув от уха телефон, она сумела разглядеть время и нагло соврала:

– Три утра. Разумеется, я спала. Что-то слу…

– Не могу найти Энтони. Он ушёл ещё днём и с тех пор не отвечает на звонки.

Сердце в груди на мгновение замерло, а потом истошно заколотилось. Однако всё, что услышал обеспокоенный Фюрст было короткое:

– И?

Рене перевернулась на спину и уставилась на потолок.

– Я думал, может… – Алан замялся, но она не собиралась ему помогать. Так что, пересилив собственную скромность, Фюрст договорил: – Он не с тобой?

– Нет, – отрезала Рене, а сама прикрыла глаза. На том конце сотовой связи вновь зашумела улица.

– А ты не знаешь, где он может быть?

Что же, если доктор Фюрст дошёл до подобных вопросов к какой-то девчонке, то дело и правда полная дрянь, а Рене – последняя надежда отыскать Тони в самой вонючей канаве этого города. И хорошо, если живого. Но вместо того, чтобы немедленно кинуться на поиски немаленькой пропажи, Рене лишь повыше натянула тонкое одеяло.