И солнце взойдет. Она

– Понятия не имею и знать не хочу. – Вновь послышалось невнятное бормотание, но в этот раз Рене не дала себя прервать. – А сейчас извините, доктор Фюрст, но у меня самолёт через несколько часов. Мне бы поспать.

Повисла короткая пауза, а потом Алан устало вздохнул.

– Да, разумеется. Извини за беспокойство.

Вызов оборвался, и Рене отбросила телефон. Поудобнее устроив голову на подушке, она удовлетворённо вздохнула, прикрыла веки и… Вновь широко распахнутые глаза уставились в надоевший потолок. Да будь ты проклят, Энтони Ланг!

Рене зарычала и спихнула на пол мешавшееся одеяло. Ноги коснулись ледяного пола, а тело мгновенно пробрала дрожь от гулявших по спальне ледяных сквозняков. От этого челюсть едва не свело болезненной судорогой, а сквозь стиснутые зубы прорвалось шипение. Чёртов Фюрст! Ведь он знал! Конечно, даже не сомневался, что она поедет. Бросит все дела, примчится с другого края города, достанет даже с того света, потому что это долбаный Тони. Потому что иначе Рене попросту не могла. Потому что причина, по которой сейчас так испуганно колотится сердце, до банальности очевидна!

Неожиданно очень захотелось дать Лангу в нос. Сначала найти, а потом хорошенько врезать. Так, чтобы согнулся от боли и недоумённо уставился на Рене, едва доходившую ему до плеча. О, да! Она злорадно хохотнула, пока быстро натягивала приготовленные заранее джинсы. Следом на очереди оказался свитер, затем кроссовки и куртка… а ещё перцовый баллончик. Чёрт возьми, Рене отлично знала, куда едет в начале четвёртого ночи.

Бар «Голдис» по-прежнему весьма успешно оправдывал некогда данное ему прозвище дерьмовой дыры. Прошедшая зима оставила неизгладимый след на его вывеске и грязном витринном стекле, перемешав в потрясающе абстрактный узор пылевые скопления и чёрную копоть от гремевших неподалёку железнодорожных путей. На пару секунд Рене даже залюбовалась разводами, но тут из приоткрытой двери донеслась громкая музыка, повеяло травкой и крепким запахом дешёвого табака. Ладно, она просто удостоверится, что Тони именно там, а потом попросит Фюрста забрать бренное тело. Ничего сложного. Верно? Рене нервно стиснула кулаки, в последний раз вдохнула не самый чистый воздух и нырнула в смрадное помещение. Где-то за спиной в панике уносилось такси.

Стоило Рене очутиться внутри, как ей показалось, будто она ослепла. А ещё оглохла, потеряла вкус и обоняние, после чего тактильные ощущения завопили от ужаса. Рене окружала группа каких-то совершенно пьяных мужчин, что толпились у самого выхода и громко ржали. Из их ртов вырывался отвратительный запах кислого перегара, а от одежды несло потом. Пол под ногами содрогнулся от жутких басов и чьего-то ора.

Затаив дыхание, Рене проскользнула мимо пузатых тел, шагнула в переполненный бар и только тогда поняла, что сегодня за праздник. Однако! Она нервно огляделась и заметила развешанные по стенам флаги, имитировавшие знамёна восстания и французских националистов. Что же, пока в эту ночь вся страна восхваляла салютами королеву, в этом баре – да и во всех остальных заведениях этой провинции – мечтали придушить каждого, кто скажет хоть слово на ненавистном английском. А ведь Тони… Боже! Тони из принципа не говорил по-французски и вряд ли станет теперь. Дурной упрямец! Рене на секунду испуганно зажмурилась, а затем торопливо потёрла слезившиеся от дыма глаза. Где же он?!

Тёмная ссутуленная фигура нашлась далеко не сразу. Рене пришлось трижды осмотреть переполненный бар, прежде чем в самом конце длинной стойки она заметила знакомую чёрную куртку и бросилась в её сторону. Рене упрямо продиралась сквозь переполненный зал, не обращая внимания ни на людей, ни на столы, ни на ступеньки. Её кто-то толкал, она кого-то толкала в ответ, но ни на секунду не останавливалась. Однако, когда до цели оставалась пара шагов, Рене споткнулась и едва не упала на барную стойку, приземлившись аккурат рядом с невозмутимо восседавшим на табурете Энтони Лангом. В уши ворвались завывания на немецком, скрежет гитар и чьи-то громкие разговоры. Рене подняла голову и всмотрелась в удивлённые золотые глаза. Она попробовала найти в них хоть какие-нибудь проблески мысли, но затем недоверчиво моргнула и опустилась на соседний стул.

– Ты не пьян, – немного растерянно проговорила Рене, пока смотрела, как Тони сосредоточенно строил из зубочисток маленький дом.

– А должен? – откликнулся Ланг, затем поморщился и щелчком пальцев разбросал по столешнице деревянные палочки.

– Мы полагали…

Дёрнувшаяся вверх бровь вынудила Рене прерваться и покачать головой.

– Привыкли, что именно так ты решаешь душевные дилеммы…

– Я всего лишь думаю! Просто иногда итог осознания оказывается слишком тяжёлым.

– А сегодня? – тихо спросила Рене. – Сегодня твои мысли полегче?

– Сегодня их нет. Ни одной.

– Почему?