И создал из ребра я новый мир

Мужчина резко дернул своим морщинистым подбородком в сторону вестибюля, где толпа постепенно утекала в зрительный зал, будто грязная вода из ванны в трубу. Шеннон скривил лицо в маске недоверия и хихикнул:

— Там — на пошленьком гигиеническом фильме?

Нет, не на нем. На другом. На том, что позже.

— А он, тот, что позже, — еще хуже?

Гораздо хуже. Ты сам увидишь. Не сейчас, но позже. А сейчас я тебе покажу…

— Покажешь мне? Что?

Действительность как таковую.

Дин Мортимер почувствовал, как его теснит набегающая толпа. Напрягши спину, он сжал обе руки в кулаки. Стиснул зубы и глубоко выдохнул через нос. Только это он и мог сделать, чтобы побороть медленно нарастающий гнев, питаемый им к упрямой толпе и мерзкой киношке, которую он пришел посмотреть, и, конечно, к шерифу Ричу — ведь он его фактически заставил сюда явиться.

Все это, естественно, в связи с четвертованным трупом в захудалом отеле, хотя ни Рич, ни Мортимер не ожидали, что во «Дворце» что-то прольет свет на загадку. Но Эрни Рич хотел разведать обстановку, чтобы молодой помощник получил представление о положении дел этих скользких заезжих шоуменов в их родной стихии. Может, и зря, но в любом случае присутствие полиции заставит их немножко, скажем так, попотеть. По этому последнему пункту Морти подумал, не следовало ли ему явиться в форме, придав своему присутствию более официальный — и заодно угрожающий — вид. При нынешнем положении вещей почти никто не обращал на него внимания. Всего один человек потрудился поздороваться, и то с явным смущением. Казалось, практически все в городе хотели попасть на фильм, но никто не хотел быть узнанным. Морти, помощник шерифа, не винил их за последнее, но первое его озадачило — неужели ни у кого в Литчфилде не осталось ни капли простой порядочности?

Впереди распахнулись две богато украшенные двери в зрительный зал, за каждой стоял член гостящей труппы. Мортимер внимательно изучил их лица: лично беседовал с одним, подслушивал, как Эрни допрашивает другого. Оба — круто сваренные персонажи. Да я этого карнала еле знаю, сказал Дину допрашиваемый. Так он назвал погибшего — карнал. Мортимер поморщился от одного воспоминания. С неграми у него особых проблем не было, а вот белых, говоривших как негры, он терпеть не мог. Какой в этом шик, скажите на милость? Непонятно. Впрочем, с этими скользкими иногородними в принципе мало что понятно.

Швейцар слева улыбнулся одними губами, и Дину Мортимеру показалось, что тот ему подмигнул. Это был тот самый человек, которого он допрашивал в отеле накануне вечером. Его гримаса стала еще сильнее.

Мы подобрали его в Миссури, сказал мужчина. Это было всего три недели назад, и я даже не знаю фамилии этого карнала.

Тот еще типчик.

И акцент у него был слегка надменный, несмотря на джазовый негритянский говор. Какой-то янки, вестимо. Список причин невзлюбить этого типа можно было продолжать. Кто-то за спиной помощника шерифа легонько толкнул его в поясницу.

— Чего встал? — спросил раздраженный голос. — Время — деньги, приятель.

Мортимер хмыкнул и шагнул вперед, не сводя глаз с левого швейцара. Когда они поравнялись, мужчина коротко кивнул и сказал:

— Наслаждайтесь представлением, помощник шерифа.

А не пошел бы ты…

Его провели в звуконепроницаемый зал, где воздух был густ от громких голосов и Дин никак не мог услышать крик с улицы.

— Надеюсь, док Горнер скоро осмотрит вашу лодыжку, — сказал Джоджо.

— Вдруг у него завал.

— Ну, лично я знаю только об одном громком дельце. Плохой такой… случай. Как раз в моем отеле.

Они находились примерно в миле от места, где грязь большака резко сменялась нормальной мостовой, миновав дом Теодоры и полусгнивший амбар в нескольких сотнях ярдов к западу от него. В тридцатых решили написать на нем: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ЛИТЧФИЛД» — на стороне, которая смотрела на дорогу, но до сегодняшнего дня дожило лишь «АТ В ЛИТЧ».

Фермер Данн не пожелал ехать в город, так как сегодня была не суббота. Он уже больше десяти лет не бывал в городе ни в один другой день недели и сказал, что причин нарушать добрую традицию сейчас не видит. Поэтому он передал видавший виды родстер под опеку Джоджо и велел ему позаботиться о даме, а сам, сунувши в зубы трубку из кукурузного початка, вразвалочку вернулся в дом.

— А что за случай? — спросила Теодора.

— Ну, мужчина умер.

— О, — протянула она, задумчиво глядя перед собой. — Неужто все настолько плохо?

— Вы это о чем?

— Ну, если мертвый человек отнимает у доктора так много времени, что он не может посмотреть меня, надо думать, случилось что-то из ряда вон.

Джоджо фыркнул и дернул рычаг переключения передач. На дороге появились ямы и ухабы, нагоняя на пассажиров родстера тошноту.

— Так и есть. Все плохо.

— Убийство?