И стали они жить-поживать

 - Я тут недавно одну книжку читала, — несмело нарушила тишину Наташа Конева–Тыгыдычная, — про Вамаяси. Записки купца…

 - И что твой купец пишет про добычу огня из камней? — кисло поинтересовался боярин Селиверст.

 - Нет, про это он ничего не пишет… — Наташа засмущалась еще больше.

 - А что он пишет, деточка? — поддержала ее Конева–Тыгыдычная. — Расскажи нам всем, не стесняйся.

 - Ну… Он пишет, что вамаясьцы рыбу, к примеру, вообще не жарят. Они ее сырой кушают. И я тут подумала: чудо–юдо ведь в воде жило, и плавники у него есть, значит, его можно рыбой считать… А если оно — рыба, и вамаясьцы ее сырой, как мы — морковку, едят, то и нам ее сырой есть не зазорно…

 - Хм…

 - Вамаясьцы — дикий народ, — набычившись, покачал головой боярин Никодим.

 - С чего ты взял, что дикий?

 - Ну, раз они рыбу сырую едят.

 - Они бумагу изобрели.

 - И фарфор…

 - И воздушных змеев…

 - И мандарины…

 - Не мандарины, а мандаринов…

 - Сам дурак…

 - Лучше бы они изобрели спички, — не столь решительно, но все еще упрямо возразил потомок Трувора.

 Бояре снова замолчали и неуверенно зачесали в затылках.

 Голод–голодом, но есть сырую чудо–юдину…

 - А вот я, когда мы отсюда выберемся, намерен отправиться в путешествие и посетить Вамаяси, — объявил ранее молчавший боярин Демьян. — И готовиться к этому намерен прямо сейчас. Чего откладывать.

 - Это как?

 - А когда в чужой дом приходишь, свои правила не диктуешь. Вот и мне придется рыбу сырую там есть. А я вот сейчас и потренируюсь. Чтоб там гримасой невзначай хозяев не обидеть, честь лукоморскую не уронить.

 И, пока не передумал, Демьян решительно выбрал кусок поменьше и впился в него зубами.

 Бояре замерли, как в цирке при исполнении смертельного номера.

 - Ну, как?.. — шепотом произнесла боярышня Арина.

 - Объедение! — радуясь, что поблизости нет свечей и не видно нецензурного выражения его лица, соврал Демьян.

 Но, хоть все всё и без свечей поняли, на третий день скитаний под землей сырая чудо–юдина все же лучше, чем никакой чудо–юдины, и это тоже понимали все…

 - Честно говоря, я тоже уже давно о такой поездке подумываю… — почти незаметно скривившись, потянулась к мясу боярыня Варвара.

 - Куда это ты без меня–то собралась? — опередил ее супруг.

 - Говорят, любопытная страна — Вамаяси…

 - Надо съездить, надо…

 - Всегда мне было интересно, как это они фарфор делают…

 - И прикупить воз–другой не помешало бы…

 - К тому же, раз тут дело чести…

 Кусок за куском, реликтовый деликатес начинал расходиться.

 

 

 * * *

 

 

 - …Ты жуй, жуй, не забывай, — напомнил Митрохе библиотечный, и тот с удвоенной частотой заработал челюстями, перемалывая в кашу пригоршню листьев мяты, поспешно принесенных Дионисием с кухонки сразу, как только истопник показался в дверном проеме его квартирки.

 - Помогает хоть? — озабоченно поинтересовался Граненыч у Дионисия сквозь набитый рот, не переставая жевать.

 - Не очень, — честно признался тот.

 - Ничего, у меня в полотенце мелисса и смородиновый лист, — нетерпеливо махнула рукой Елена Прекрасная и впилась глазами в лицо Граненыча. — Рассказывай дальше. Что было дальше?

 И истопник, большим глотком отправив в желудок всю зеленую, отчаянно пахнущую массу, не торопясь, со смаком продолжил описывать события уходящего дня:

 - А дальше Бамбук — он от нежданной свободы, похоже, совсем к тому времени сдурел — загнал солдат на деревья, а Му–Му Букаху — на ограду вольеры с Ветром. Я вам доложу, Ветерок так не развлекался ни разу с того дня, как к нему полез с палкой и застрял между штакетинами пьяный Пашка–полотер!.. А между тем, черносотенец, который из лукоморских, из предателей, спасаясь от Герасима, перескочил через забор и обнаружил себя нос к носу с Пуфиком. Конечно, он уже старый, лодырь, и ягненка новорожденного не обидит, но ведь предатель–то гадюка этого не знал! А я не знал, ваше величество, что люди умеют так орать… Как он тут рванул… Как со всей дури перемахнул через другую ограду… Как на Снежка приземлился … Вот тут самая потеха и началась… медведюшке–то нашему…

 - Он… его съел? — с замиранием сердца от ужаса и алкогольно–ментоловых паров, неотступно витающих и выискивающих брешь в ее ароматизированной защите, спросила Елена.

 - Съесть — не съел, но заразил, — серьезно ответил Граненыч.

 - Чем? — непонимающе наморщил лоб Дионисий.

 - Болезнью своей. Медвежьей.

 - Ай, да ну тебя, — махнула с облегчением свободной рукой царица.

 - Да живым выскочил, гамадрил… мадригал… маргинал твой, ваше величество, — вспоминая виденное и невольно ухмыляясь, успокоил ее Митроха. — А напрасно. Он же предатель, шкура. Чего его жалеть? Он бы нас не пожалел. А казна могла бы на свинине для мишки день–другой сэкономить…

 - А что произошло потом? — нетерпеливо прервал кровожадные рассуждения Граненыча библиотечный.

 - А потом прибежала подмога и загнала зверей в загоны, — пожал плечами тот. — Не сразу, конечно… Побегать пришлось, не без этого… После нагнали плотников — ограду ремонтировать. До вечера молотками стучали. Да все под охраной. Даром что заколдованные, а как охрана прочь — так и их как магнитом за ними тут же тянет.