И в беде мы полюбим друг друга

– И все-таки в глазах Алисы засветился лучик надежды. Слабый, едва заметный, но ее подруги сумеют превратить его в пылающий огонь.

Подруги? Змеи подколодные! «Мы ее поддерживаем. Мы ее готовим, мы хотим, чтобы она проснулась», – сказала мне Кандис, когда я спросил ее об Алисе. Неужели она верила в то, что говорила? И что? Продолжает верить сейчас?!..

Кандис – честолюбивая карьеристка, готовая на все, лишь бы повысить свой статус. Она не могла не понимать, насколько унизительно и обидно будет положение ее так называемой «подруги». Что ролик, который они слепили, просто оскорбителен. Но Кандис было на это наплевать.

Ведущий продолжал свои медовые, отравленные ядом комментарии. Теперь они перешли к «Вечеру надежд». Они начали снимать Алису, как только она пришла.

– Алиса давно забыла о том, каково это – чувствовать себя желанной. Но в этот вечер Алиса чудо как хороша. Она причесалась, накрасилась, надела очаровательное черное платьице. Она понимает, что красива и желанна, мужчины, которые встречаются ей на пути, оборачиваются ей вслед. Ее подруги добились чего хотели: Алиса поверила в себя. Она знает, что достойна любви.

Вот и я появился на экране с размытым лицом в качестве ловеласа, не устоявшего перед красоткой Алисой.

Я вскочил. Меня трясло от ярости. Но я не понимал, чем я сейчас могу помочь Алисе. Преступление уже свершилось, ей уже причинили зло. Но я не мог с этим смириться. Я должен был ей помочь!!!

Алиса

Медсестра, смущенная всем, что только что увидела на экране, озвучила вслух то, что я думала про себя:

– Они не имеют права!

Она подошла ко мне, предложила свою помощь и протянула руку, но я не откликнулась. Кто его знает, может, и она заодно со всеми этими макиавеллианцами?

Я смотрела их репортаж, и у меня по лицу струились слезы. Каждая картинка разрывала мне сердце, каждое слово было как плевок в душу. Меня осмеивали, унижали, надо мной совершали насилие, а миллионы зрителей были согласны на это смотреть!..

И я почувствовала, как во мне разгорается гнев. Он рос, он уже полыхал во мне, он рвался наружу, но не мог одолеть мою немоту, слабость, неспособность к действию.

Глядя на экран, я снова прожила всю эту недавнюю историю, и не только ту, которую показали, но и ту, которая осталась за кадром, со мной, в моей квартире, внутри меня. Вспомнила свои надежды, свою радость, что среди коллег у меня появились подруги, что есть на свете человек, который полюбил меня. Но все оказалось ложью, насмешкой, предательством…

В комнату, где я лежала, вошла пухленькая молодая женщина, а с ней – два широкоплечих охранника, вставших по обе стороны двери. Они здесь для того, чтобы меня защитить? Или для того, чтобы я не сбежала? Пышечка-коротышечка собиралась со мной заговорить, но, увидев, что потоки краски все еще текут у меня по щекам, раздумала. Она отошла в сторону и шепнула что-то в свой микрофон. Я поняла, что ее послали узнать, не стало ли мне лучше.

– Я хотела бы уехать домой, – сказала я, еще не понимая, смогу ли оторвать себя от кушетки, на которой лежала.

Ассистентка сердито посмотрела на меня.

– Вас проводят, как только передача закончится. Сейчас… это невозможно. У нас… есть правила… безопасности, и мы не можем… В общем, сейчас это невозможно. Так что пока отдыхайте.

Она потонула в бестолковых отговорках, схватилась за спасательный круг фальшивого сочувствия и сбежала. Только за ней закрылась дверь, появилась Ольга. Она стояла в дверях, скрестив на груди руки, не решаясь войти и не решаясь смотреть на меня. Зато я на нее смотрела, не отрывая глаз, вложив в свой взгляд все, что не имела возможности высказать словами. Ольга опустила голову. На эту уверенную в себе женщину, на гордую независимую амазонку, навалилось всей тяжестью предательство, которое она совершила и в котором только теперь отдала себе отчет. Она о нем сожалела. И она это высказала.

– Я в отчаянии, Алиса, – сказала она, и голос у нее дрогнул. – Я такого не хотела. Все это зашло слишком далеко. Мы должны были остановиться на цветах, рассказать тебе правду и предложить участвовать в передаче. У нас были хорошие намерения… Во всяком случае, у меня.

Я не нуждалась в ее извинениях и в ее предполагаемой симпатии тоже. Эта чужая, совершенно незнакомая мне женщина не представляла для меня никакого интереса.

– Все пошло не так. Вышло из-под нашего контроля. Я возражала против продолжения, но меня послали куда подальше, запретили тебе говорить, напомнили, что я обязана хранить секреты, потому что это прописано в контракте, и я дорого заплачу, если испорчу их проект. Они вложили слишком много денег в это… дело. Фабрис был неумолим.

– Ты хочешь сказать, что… продюсером передачи был Бланше?

Ольга покосилась на ассистентку, опасаясь, что зашла слишком далеко в своих откровениях. Ассистентка поджала губы, посылая ей молчаливое предупреждение. Но Ольга собрала остатки гордости, выпрямилась и больше на нее не смотрела.