И в беде мы полюбим друг друга

– Да, – подтвердила она. – Мы с Кандис подали идею. Заговорили на худсовете и привели тебя в пример как человека, которому нужно помочь для того, чтобы выйти из изоляции. Идея никого не заинтересовала, кроме Фабриса. Он попросил сделать пилотный ролик. Понадобилась кандидатура. Мы стали искать, но… не нашли. Фабрис торопил. И тогда… Мы подумали, что можем совместить приятное с полезным, и… предложили тебя. Мы не задумывали ничего плохого, клянусь тебе. Речь шла только о пробном ролике. Было снято начало. Увидев первые кадры, народ в студии возбудился, решил, что в идее кроется большой потенциал, что этот проект может обновить формат реалити-шоу, поднять большой шум. Сразу же пригласили сценаристов, сняли пилот и предложили каналу, который мог бы им заинтересоваться. Там заинтересовались и сообщили, что хотят расширить проект, сказали, что пилот станет основой для целой серии передач. С этого момента мы уже ничего не решали. И я отказалась участвовать дальше. Я боролась, старалась остановить проект, можешь не сомневаться. Но я уже ничего не могла сделать, студии светили выгодные контракты. Нерешенной оставалась только одна проблема: главной героиней передачи не могла быть их собственная сотрудница, им бы никто не поверил. Тогда Фабрис вместе с этим каналом создали производственную компанию специально для новой серии передач.

А я подумала: так вот каким образом она за меня постояла, позаботилась, чтобы меня не уволили. Вот какое словечко она замолвила Бланше! Вот чего стоили похвалы Фантена! Все, все было фальшивкой! Меня ни для кого из них вообще не существовало.

Мне пришла в голову мысль, от которой мне стало совсем плохо. Но я слабым, едва слышным голосом все-таки сумела задать вопрос:

– Антуан? Ему какую отвели роль?

– Никакой! – чуть не закричала Ольга. – Он не имеет к этому ни малейшего отношения. Наоборот, из-за его вмешательства в твою жизнь весь проект мог пойти насмарку. Поэтому-то я и подталкивала тебя к нему. Сложись у вас все, передача бы провалилась, но не по моей вине.

Я ей поверила, но не успокоилась.

– Далия?

– Мы ей ничего не говорили. Ты ее знаешь… Она же такая… Она бы все запорола.

Ольга стояла и ждала, думала, что я еще о чем-то спрошу, и готова была мне ответить.

– Но ведь они не имели права снимать, правда же? – вмешалась медсестра. – Мы владельцы собственного изображения.

– Имели, – ответила Ольга со вздохом. – В нашем рабочем контракте есть пункт, который позволяет нашей компании снимать нас и распространять наши изображения.

Ольга хотела подойти ко мне поближе, но остановилась.

– Я знаю, ты никогда меня не простишь за то, что я была среди инициаторов этого отвратительного проекта. Но наш изначальный план не имел ничего общего с этим. И… да, я виновата. Я струсила. Я должна была наплевать на все их угрозы и поговорить с тобой, но я испугалась. Я в отчаянии. И совершенно искренне.

Она ждала, что я что-то ей отвечу, и, не дождавшись, ушла, опустив голову. Ей и вправду было стыдно. И возможно, все, что она сказала, было правдой. Но какое это имело значение теперь? Вокруг меня вертелось то, что они называли между собой «проектом». Они обсуждали меня на своих летучках, в то время как я, дремучая идиотка, прилежно трудилась и рада была поделиться со своими так называемыми подругами последними перипетиями своей истории. Они притворялись, что дружат со мной, добиваясь моей откровенности. «Собирали материал», как говорят профессионалы. Отбирали картинки, ища самые слезливые, от которых ахнет весь зал, когда они их покажут.

А я до конца своих дней буду терпеть последствия их бесчувствия и подлости. Для всех на свете я навсегда останусь синим чулком, жалким и ущербным. Картинки разбредутся по интернету. Но им-то это и нужно! Они хотели скандала, хотели шума любой ценой. А я? Я не вынесу того, что на меня будет валиться каждый день. Не вынесу, я это точно знаю.

И в моем сознании забрезжила некая, поначалу не совсем отчетливая мысль, но потом она прояснилась и показалась мне выходом: я могу покончить с собой. Пусть моя смерть будет на их совести, если только у них есть совесть. Да, это было единственное оружие такого жалкого существа, как я, такое же жалкое.

А хуже всего было то, что моя смерть будет им всем даже на руку. Все эти макиавеллианцы ею воспользуются, они не упустят выгоды от мрачной сенсации.

Нет, я должна им ответить, но ответить как-то по-другому. Направить свой гнев не на себя, а на них. Пришло время решиться! Но решиться на что?

И тут обида и гнев подсказали мне решение.

Ольга

Я ничего не ждала от разговора с Алисой, я пришла, чтобы снять камень с души.