И в горе, и в радости

Он сказал: «Отстой» – и повернулся, чтобы посмотреть, как человек с животом, нависшим над брюками, целится дротиком в красный круг и машет кулаками в воздухе, когда тот попадает в центр. После этого Николас встал, потянулся и сказал, что я могу занять его место, потому что он только что вспомнил о девушке, с которой ему нужно помириться, потому что последнее, что он сделал перед реабилитацией, – это пробил клюшкой для гольфа ее лобовое стекло после того, как принял больше своей ежедневной рекомендованной нормы метамфетамина. «Которая, как я выяснил, равняется нулю. Скоро вернусь».

Патрик сделал попытку подвинуться, чтобы освободить побольше места, хотя места не было. Сидя между Патриком и Оливером, прижавшись руками к их рукам, я хотела лишь одного – оставаться там и смотреть соревнования по дартсу, пока мое холодное пустое тело впитывает их тепло. Единственное, что сказал мне Патрик, повернув голову, но избегая моего взгляда: «Надеюсь, с тобой все в порядке».

Я сделала вид, что не слышу его, потому что не могла вынести такой доброты, и вместо этого спросила Оливера, зачем эти парни носят впитывающие влагу футболки поло и спортивные брюки, чтобы играть в игру толстых мужиков в пабах. Он ответил: «Это спорт, а не игра», – и мы все замолчали до затянутого финала и вручения столь скромного трофея, что мне пришлось отвести взгляд, когда победитель поднял его над головой обеими руками, словно он был тяжеловат.

Оливер сказал: «Хорошо, давайте посмотрим, что еще могут предложить нам телеканалы твоих родителей, Марта». Я знала, что он не уйдет, пока Николас не вернется, и надеялась, что это займет много времени. Я не хотела оставаться в одиночестве. На середине фильма, который Оливер выбрал из-за обещания бранной лексики и сексуальных сцен, я почувствовала, что задремываю, и незадолго до того, как я заснула, кто-то подвинулся так, чтобы моя тяжелая голова могла упереться в его плечо.

* * *

Когда я проснулась, телевизор был выключен, а в окнах почернело. В комнате остался только Патрик. Я лежала на боку, свернувшись клубком вокруг подушки. Моя голова была у него на коленях. Как только я пошевелилась, он вскочил и подошел к книжным шкафам в другом конце комнаты, словно только и ждал возможности достать энциклопедию среднеанглийского языка с полок моего отца, что он и сделал, затем открыл ее наугад и принялся читать стоя. Я спросила его, который час и где мои кузены. Была полночь, Николас лег спать, сказал он, а Оливер недавно ушел.

– А почему ты не уехал с ним?

Патрик заколебался:

– Не хотел тебя будить.

– Со мной все было бы в порядке.

– Ну да, разумеется. Я просто подумал… нет, не переживай. – Он сунул книгу под мышку и начал шарить по карманам. – Извини, я должен был…

– Ты же не успел на метро. Как ты собираешься возвращаться домой?

– Пойду пешком.

– От Шепердс-Буша до Бетнал-Грин.

Он сказал, что это не особо долго и вообще-то он так и хотел – планировал прогуляться. Я взглянула на его ноги без носков и в парусиновых теннисных туфлях, у которых по какой-то причине не было шнурков.

– Ты сейчас впервые соврал, Патрик? У тебя не очень хорошо получается. Серьезно, почему ты не поехал с Оливером?

Патрик откашлялся:

– Я просто подумал, что у тебя, наверное, был не лучший день и, возможно, тебе захочется компании, когда ты проснешься. Но с тобой все в порядке, и это здорово. Я пойду.

Я спросила, планирует ли он забрать книгу, которая все еще оставалась у него под мышкой.

Он рассмеялся и сказал, что забыл про нее, достал и на мгновение сделал вид, что читает что-то на обороте.

– Думаю, оставлю ее. Положу-ка обратно.

Я сказала, что отопру ему дверь, потому что только постоянные жители Голдхок-роуд знали точную последовательность замков, чтобы ее открыть, и оставила его возвращать книгу не на ту полку.

Лампочка в коридоре какое-то время назад перегорела. Пытаясь обойти прислоненный к стене отцовский велосипед, я зацепилась за руль бедром и нарушила его равновесие. Я сделала шаг назад, чтобы он упал. Я не знала, что Патрик уже стоит позади меня, и наткнулась на него. Он положил руки мне на талию и не убрал их даже после того, как я встала прямо, поэтому я спросила:

– Патрик, ты меня любишь? – Он тут же отпустил мою талию и отступил. В темноте я не видела его лица.

Он сказал «нет».

– Или ты имеешь в виду – как друг?

Я отодвинулась и включила внешний свет. Он тускло заструился сквозь стекло над дверью. Я сказала:

– Не как друг.

– Тогда нет. Не люблю. Не так. – Он проскользнул мимо меня, затем перешагнул через велосипед и начал перебирать комбинации замков.

– Оливер сказал, что ты любил меня с тех пор, как мы были подростками.

Повернувшись ко мне спиной, Патрик спросил:

– Да?

– В тот вечер, когда Джонатан сделал предложение.

– Ага. Ну я не знаю, почему он так сказал.

Я потянулась к высокому засову, который он не заметил, задела его руку. Патрик прижался к стене и вышел, как только я открыла дверь достаточно широко, чтобы он мог через нее протиснуться.

– Патрик.