Катенин, по-видимому, вполне сознательно отвергает характерный для романтической поэмы тип героя. Такая неявная полемика с самым популярным во времена Катенина лироэпическим жанром требует комментария. По мнению Ю. В. Манна, жанр романтической поэмы генетически связан с идиллией и балладой[255]
, жанрами, которые преобладают в поэзии Катенина и в том числе отзываются в «Инвалиде Гореве». От идиллии Катенин сохраняет хронотоп «родного дома» и характерный тип развязки. Кроме того, Катенин выделил из «Инвалида Горева» отрывок, посвященный дуре Маланье, и опубликовал как самостоятельное произведение – идиллию «Дура» («идиллия» – авторское определение жанра, вынесенное в подзаголовок). Отметим, что сюжет о девушке, повстречавшей медведя в лесу и сошедшей с ума, был бы уместен скорее в балладе, чем в идиллии, однако Катенин, как Дельвиг до него («Конец золотого века»), ставит эксперимент над идиллией как жанром, вмещая в идиллию принципиально неидиллическое содержание. Жанр баллады в «Инвалиде Гореве» также дает о себе знать. В эпизоде встречи Горева с женой Маврой Петровной Катенин в свернутом виде воспроизводит балладный сюжет встречи с мертвым женихом: «Горев глядь: она. В чаду от восторга! / Прямо к ней: “Сокровище! Свет ненаглядный! / Радость, узнай: я муж твой”. – “Мертвец! помогите, – / Крикнула та, – Я мертвых боюся до смерти”. / Женщин сбежалось; им на руки так и упала / В обморок; в дом увели, на кровать, и от шуму / Заперли дверь – он только и видел хозяйку»[256]. Этот отрывок напомнит знакомому с творчеством Катенина читателю его баллады «Ольга» и «Наташа». Но важно и то, что встреча Горева с Маврой Петровной происходит в церковный праздник Преображения. Так что мотив воскресения из мертвых в данном эпизоде связан не только с жанром баллады, но и с христианством: перед Маврой Петровной не живой мертвец, как ей кажется, а действительно воскресший из мертвых Макар Горев.По-видимому, дистанцирование Катенина от романтической поэмы можно объяснить двумя причинами. Во-первых, система жанров поэзии Катенина складывалась еще до того, как романтическая поэма заняла ведущие позиции в литературе первой трети XIX в. Кроме того, в формировании этого жанра принимали активное участие литературные оппоненты Катенина (В. Жуковский, «Шильонский узник») и младшие современники, у которых Катенин вряд ли стал бы учиться (А. Пушкин, Е. Боратынский).
Во-вторых, в «Инвалиде Гореве» Катенин утверждает совсем иную систему ценностей, неромантическую. Потому-то героем катенинской «были» становится не сверхчеловек Наполеон, а Горев, не индивидуалист, отделяющий себя от мира, а скромный отставной солдат, ощущающий свою причастность к бытию как целому. Таким образом, перед нами все-таки идиллическое мироотношение, которое, по словам Ю. Манна, контрастирует с романтическим[257]
. Но наказание за бунт против миропорядка осуществляется у Катенина по законам балладного жанра. В этом смысле поражение Наполеона сопоставимо с гибелью Ольги из одноименной баллады.Идиллия как жанр и как модус художественности в литературе 1830-х гг. непосредственно связывается с темой Отечественной войны 1812 г. Победа России в этой войне мыслится не только как результат героических усилий солдат и полководцев, но и как проявление исторической закономерности, как неизбежное восстановление нарушенного мирового равновесия, осуществляемое средствами балладного жанра. Наполеон в идиллической системе ценностей лишен романтического ореола свободолюбивого героя-бунтаря, и все его притязания на исключительность опровергаются. Тогда как привязанность русских воинов к родным полям и холмам, к «милому свету» «родного неба» (Жуковский) делает каждого из них цельной и гармоничной личностью, органично сосуществующей с миром. Важнейшей особенностью русской идиллии становится также объединение идиллического мировосприятия с христианской картиной мира: отставной солдат у Дельвига благодарит Бога за победу над Наполеоном, набожность инвалида Горева у Катенина неотделима от его патриотизма. Когда античная идиллия рушится («Конец золотого века»), обнаруживается, что христианское и идиллическое мироощущения могут дополнять друг друга. Процесс христианизации античного жанра идиллии свидетельствует о гибкости и динамичности жанровой системы русского романтизма, сочетающего, казалось бы, абсолютно разнородные в философско-эстетическом плане явления. Русская баллада и русская идиллия в творчестве Катенина отображают разные грани единого мировоззрения. Катенин показывает русский мир в момент кризиса, катастрофы, но утверждает неизбежность восстановления его исконного довоенного состояния: от идиллии к балладе, а затем – вновь к идиллии. Придавая идиллии и балладе статус национальных (русских!) жанров, Катенин сознательно допускает их сближение и взаимопроникновение в рамках произведений, посвященных войне 1812 г.