«И вечной памятью двенадцатого года…»

С другой стороны, мы располагаем большим количеством переработанных, но не обобщенных источников по событиям в Москве: сборники документов, различные базы данных мемуаров и писем. Эти материалы могут помочь для написания того «исторического подстрочника» к роману, который будет являться ориентиром для художников и дизайнеров, делающих сам макет экспозиции. Проблема здесь заключается в том, что прикладное исследование имеет жесткие сроки выполнения коммерческого или государственного заказа, ограничивающие возможности исследования. При чтении романа мы отслеживаем только то, о чем упоминает автор, а при создании сцены нам необходимо заполнить улицу, на которой происходит действие, персонажами, придать им позы, определенную внешность, и даже включить дополнительные сюжеты, которые не должны быть выдуманными. Снова мы касаемся вопроса достоверности результатов исследования: мы можем почерпнуть из мемуаров описания реальных событий, но следует очень четко отбирать мемуары, которые можно использовать в сценах экспозиции на заданную тему и которые нельзя использовать. Например, мы полагаем, что недопустимо использовать сюжеты из мемуаров, описывающих пожар Смоленска в составлении сценарного плана по событиям пожара Москвы. Конечно, можно предположить, что подобные действия могли совершаться и в Москве, если поместить персонажей повествования на московские улицы в похожую обстановку, но это приводит к искажению воссоздаваемой картины событий в Москве. Однако мы считаем целесообразным брать фрагменты мемуаров о московских событиях и экстраполировать эти сюжеты на те улицы и те дни, которые нам нужны в соответствии с логикой романа «Война и мир». Эти погрешности мы находим не настолько существенными, чтобы они могли исказить общее восприятие происходящего в Москве в течение выбранных нами дней.

Благодаря мемуарам мы узнали такие интересные факты, как обмен хлебом между французским офицером и русской женщиной, причем француз угощает белым хлебом, а женщина – так называемым серым, а один французский офицер вспоминает, как русская женщина угощала их печеными грушами[361]. Вводя в сюжет романа дополнительные элементы, пусть даже из достоверных и допустимых в нашем случае источников, мы отступаем от текста произведения. С этой проблемой мы сталкиваемся в каждой сцене, но в отступлении от текста романа нет ничего плохого, достаточно придерживаться канвы романа.

Для детальной реконструкции событий в Москве выбранного нами для экспозиции отрезка времени, необходимо сплавлять воедино авторский вымысел Толстого и различные источники и исследования – в этом специфика создания проектов для музейных экспозиций по литературному произведению как базовому. Следует учитывать, что за отсутствием достаточной историографии, при наличии погрешностей художественного вымысла, при большом количестве экстраполяций накапливается критическая масса условностей и фактологических ошибок, которые должны быть минимизированы в рамках исследования. Иначе это приведет к дезориентации конечного «потребителя» результатов исследования – человека, оценивающего готовую экспозицию. Проблема соотношения художественного вымысла, исторической достоверности и так называемого «исторического подстрочника» является фундаментальной для подобного рода исследований.

©©Подьякова К. А., Зубарева Е. А., 2013

Великая армия Наполеона на Березине во французской историографии XIX в

А. А. Постникова

Анализируется формирование во Франции XIX в. историографических версий о последнем сражении великой армии в России. На основе исследования обширного материала автор приходит к выводу, что события, происходившие на берегах Березины в 1812 г., воспринимались и как воплощение героизма, и как великая победа Наполеона, и даже, как это ни парадоксально, как символ взаимного притяжения двух народов – французского и русского, которые, несмотря на все перипетии их совместной истории, никогда не утрачивали чувства уважения и восхищения по отношению друг к другу.

Ключевые слова: великая армия Наполеона; русская кампания 1812 г.; историография; сражение на Березине; историческая память.